— Ну!
— Когда дам очередь, жми на газ!
Я прицелился в самый центр морды чудовища и сжал руками гашетки, в тот же миг ударили дюзы, толкая нас вперед с приличным ускорением. Перед тем как все смешалось в бушующем белом вихре, я увидел, как не менее пяти гарпунов попало в ненавистную тварь.
— Есть попадание! — подтвердил Пас. — Есть!
Молчунья сделала широченный круг почета, в центре которого можно было увидеть истерзанную гарпунами торпеду.
— Молодцы, — скупо похвалил Жаб. — Хорошо отстрелялся, Копуха, только не очень экономно расходуешь боезапас. В серьезном бою, когда цель не одна, это может сказаться.
Я снял шлем и вытер пот со лба. Молчунья вынула из перчатки штекер, чтобы нас никто не услышал, и показала:
«Плохо стрелял. Торпеду такой массы надо уметь сбивать с дальней дистанции. Просто чудо, что она не взорвалась».
Я знал, что она права, поэтому скупо ответил:
«Извини».
«Ничего, нормально. Просто тебе надо поработать с этими пушками. Я спрошу у Жаба разрешения».
«У тебя с ним установились хорошие отношения».
«Мы с командиром знакомы довольно давно. Я была еще маленькой девочкой, когда он встречался с моим отцом. Если бы не связи Жаба, я бы никогда не поступила в учебку».
Это меня удивило, но я не стал ничего говорить.
— Копуха, готовься к выходу! — напомнил Жаб. — Надо установить здесь систему слежения, будем потихоньку собирать эшелон обороны для этого направления.
— Принял.
Я открыл контейнер со сверхглубинным жидкостным апаратом системы «СГАК», на который у меня нет и не могло быть допуска, поскольку применялся он лишь на глубинах свыше двух километров. Но я не беспокоился — за прошедшую неделю Долговязый всем нам смастерил чипы-обманщики. Надевать «СГАК» значительно проще, чем «ГАДЖ», — все дело в том, что автономно применять его невозможно, он предназначен только для высадки из глубоководных судов. Поэтому закачка «рассола», которую на суше производят люди, на глубине происходит под давлением океанской толщи. Так что «СГАК» можно как надеть в одиночку, так и высвободиться из него. В спящем состоянии он похож на мышечную ванну с «рассолом».
Я разделся догола, задержал дыхание, выдвинул ящик и улегся в него лицом вниз. Тут же меня обмотало мышечной тканью, вбило в глотку «рассол» и выплюнуло из «Головастика» на океанское дно. Мое тело несколько раз дернулось, рефлекторно реагируя на затопление легких, но потом в кровь пошел эндорфин и организм успокоился.
Открыв в борту батиплана грузовой люк, я вытащил на дно генератор с баллонами, четыре панорамных камеры, тройную кассету со «светлячками», автоматический станковый ракетомет и интеллектуальный комплекс управления для него. Все это являлось минимальными компонентами автономного оборонительного комплекса для защиты баз и подводных объектов. Перенеся тяжелые блоки на понравившийся мне скальный выступ, я пробурил в базальте необходимое число отверстий и принялся собирать комплекс. Именно он примет на себя первый удар противника, кем бы тот ни оказался, а заодно оповестит базу о нападении.
Базальтовая пустыня — весьма неприятное место. Викинг рассказывал, что у него она вызывает чувство отчаянного одиночества, а вот мне, наоборот, казалось, словно кто-то постоянно находится у меня за спиной. Я знал, что быть такого не может, но не мог отделаться от идиотского ощущения. Ни работа, ни повышенный ввод эндорфина не могли избавить меня от него. Даже наоборот, вместо эйфории наркотик вызывал приступ острой паранойи. Дико неприятное чувство. Так что после завершения работы я чуть ли не пулей вернулся на борт.
Достаточно было забраться в аппаратный блок, как меня тут же подхватило, распаковало, выблевало «рассолом» и выдвинуло в кессонный блок «Головастика». Молчунья помогла мне выбраться из ящика с аппаратом, подала полотенце и одежду.
— Комплекс установлен, — доложил я.
— Отлично, — ответил Жаб. — Выдвиньтесь еще на шесть миль к югу, оставьте там пару медуз и возвращайтесь.
Медузами назывались плавучие камеры наблюдения за придонными областями. В отличие от охранных комплексов никакого урона противнику они нанести не могли, но об опасности предупреждали исправно.
