– Кто этот ребенок? – спросил Джор.
– Я не знаю, – сказал Гантанас.
– Вы хотите, чтобы все дети прошли по этим лестницам, чтобы узнать это? – спросил Тис.
– Нет, – покачал головой Гантанас. – Я хочу, чтобы ни для кого это не стало сюрпризом или лишним поводом для волнения.
– И долго этому ребенку придется тут сидеть? – спросила Фаола.
– Пока не приедут его родители или опекуны, – ответил Гантанас.
– А если он сирота? – спросила Сиона. – У большей части детей нет ни родителей, ни опекунов.
– Думаю, что у этого ребенка найдутся опекуны, – строго сказал Гантанас. – Даже если сейчас они нам неизвестны.
– И вы отпустите… врага… – прошептала Сиона.
– Я отпущу ребенка, – ответил Гантанас. – Да, вы все свободны. Спасибо.
На втором ярусе на этот раз одна из дверей, наверное, как раз дверь комнаты Кайлы, была открыта. В этой комнате оказалось довольно уютно. За небольшим столом сидела Тинга из второго потока и что-то рисовала на полосках холста.
– Здесь жутковато, – прошептала она, обрадовавшись гостям. – Зато я рисую. Я люблю рисовать.
– Что ты рисуешь? – спросила Фаола, оглядываясь.
– Вот это, – Тинга показала на круг, разделенный на восемь секторов, – мне поручила рисовать Кайла. А остальные узоры просто… мои воспоминания. Защитные узоры. Шаманские. Кайла сказала, что часть рисунков могут быть какими угодно. Но мне здесь отчего-то хочется защищаться.
– Круг – это колесо Нэйфа, – пробормотала Сиона. – А вот остальное… Это ведь начертательное колдовство. Странно. Такие простые узоры и в них столько магии…
– Это мисканская ворожба, – засмеялась Тинга.
* * *
На улице стало еще холоднее, и Сиона и Фаола побежали к дому учеников, стараясь побыстрее вернуться в тепло. Джор с такой же скоростью помчался в склад, в котором хозяйничал Ориант, а Тис направился в кузницу, раздумывая о том, что бы он смог увидеть, если бы положил пальцы на виски сбежавшему Грану или тем же Йоке и Мисарте? В кузнице его уже ждал Габ. Кузнец расплылся в довольной улыбке и развернул холстину на верстаке. Тис посмотрел на свой меч, на его простенькие, безо всяких изысков ножны, на простую гарду и прошептал с дрожью:
– Много могло быть таких мечей?
– В каком смысле? – не понял Габ. – Простых мечей полно, хотя всякий старается прилепить на свое оружие какую-нибудь блестку или камешек. Но вот таких – с такой гардой, которая только кажется простой – всегда было мало. Я уж не говорю о самом клинке. А в наше время такой меч и не сыщешь. Если они и есть, то хранятся в хорошо охраняемых оружейных комнатах под многими замками. Хотя, если ты не мастер и даже вынешь такой клинок из ножен, то ничего не поймешь. Скажешь, что не меч, а ерунда. Поделка. А издали так и вообще – барахло. Обманчивое впечатление. А что такое?
– Я уже видел такой меч, – прошептал Тис. – Примерно полтора года назад. Скорее всего, именно этот. Его хозяин подарил мне вот это.
Тис сдвинул рукав и показал кузнецу браслет из изогнутых клыков.
– Я не знаток в амулетах, – признался Габ, – но с такими мечами не расстаются по доброй воле. Похоже, у бывшего хозяина этого меча не все хорошо сложилось.
– Да, – пробормотал Тис. – Я просился к нему в спутники, но он отказал мне. Сказал, что его иногда убивают.
* * *
Когда Тис поднимался по лестнице северной башни, ему послышались шаги. Те самые шаги, которые слышал воин Айран, когда уже лежал, вскинувшись взглядом к небу. Тис даже остановился и оглянулся в полумраке лестничного марша. Никого рядом не было. Ни видимого, ни невидимого. Он был в этом уверен, и все-таки леденящий ужас охватил его. А ведь еще недавно он думал, что ничего ужаснее, чем уже пережитое им, быть не может. Может быть, все дело в невидимости? Незримость опасности как раз и увеличивает ее ужас? Но та же Глойна никакого ужаса не вызывает, только улыбку и умиление. Понятно дело, от Глойны же не исходит никакой опасности, только какие-то проказы. Надо будет спросить у нее, как она чувствует себя в своей невидимости? И может ли увидеть оттуда что-то невидимое?
– Случилось что-нибудь? – удивленно спросила Тиса Хила, которая как раз выходила из лекарской.
