Жизнь есть движение к цели. Эта цель — деньги. Их должно быть много — все больше и больше. Нет предела богатству, нет предела в движении к цели. Нет предела жизни.
Я готов пожертвовать ради денег всем. Радостью, отдыхом, наслаждением, любовью, привязанностью, пищей, властью. Потому что я смогу купить за деньги все: радость, наслаждение, любовь, привязанность, пищу, власть, силу в еще большем количестве. Вот смысл моего бизнеса, вот смысл моей жизни.
Деньги — есть среда моего обитания. Деньги — есть мой воздух, моя пища и мое питье, моя любовь и моя страсть, моя сила и моя слабость. Деньги — есть моя жизнь. Без них она и бессмысленна, и невозможна.
Ложась спать, я закрываю глаза и вижу деньги — пачки купюр и россыпи монет, золото и драгоценные камни. Это я вижу будущее, и я повторяю себе: «Это будет моим. Этого я вожделею».
Просыпаясь, я думаю о грядущих деньгах, о деньгах, которые мне предстоит заработать. Будет день, будут и деньги — это я знаю точно, потому что я в это верю, потому что по-другому быть не может.
Я завтракаю, но остаюсь голоден. И этот голод могут удовлетворить только деньги. Но я ненасытен. Я могу насытиться в еде, питье и любви, но не в деньгах. Я буду насыщаться, но никогда не смогу удовлетворить свою страсть к деньгам. Вселенский смысл, давший мне жизнь, дал мне способность получать вечное удовлетворение в поглощении денег, чего нельзя сказать ни об одной другой потребности. И за это я ему благодарен.
— Впечатляюще, — оценил Антонович.
— Знали бы вы, чего мне это стоило, — не без гордости произнес Фимин.
Анатолий вспомнил, как несколько месяцев назад они сидели в студии вдвоем с Ильей и он говорил Пророку:
— Нужно надувать щеки на каждом углу, нужно говорить всем, что ты Пророк, только тогда все поверят, что ты действительно Пророк. Не помню, кто говорил, что успех — это десять процентов таланта, а девяносто — труда. Думаю, это устарело. Сегодня успех — это один процент таланта, девять процентов труда, а девяносто процентов — пафоса, то есть той страсти, которую ты вкладываешь в то, чтобы убедить всех, что ты талант. Это и тебя касается в первую очередь.
— Но ведь нужно обладать какими-то способностями на самом деле, — ответил тогда Илья.
— Сначала убеди себя сам в том, что ты — Пророк. Чтобы в это поверили другие, нужно чтобы ты сам сначала в это поверил.
— Но ведь это — мыльный пузырь.
— А что в мире — не мыльный пузырь? Американский фондовый рынок — не мыльный пузырь? И тем не менее он существует. Что вообще по-настоящему? Всё в мире, все общественные явления — лишь то, что о них думают люди. Все вещи и явления — есть лишь представления людей о них.
— Это уже философия.
— Это — жизнь. Это — действительность. Кстати, твоя карьера — это философия.
Фимин записывал все, что звучало в студии, на диктофон. И в тот раз он решил, что все его доводы прекрасно лягут в очередную проповедь Пророка.
— Так как же все-таки мы назовем книгу? — Этот вопрос Шустера вернул Анатолия к реальности.
— А мы оставим старое название — «Смысл жизни». Лучше не придумаешь. Конечно, если есть другие варианты…
На экране застыла картинка: Пророк на фоне статуи золотого быка.
— А что у него сзади? — спросил Шустер.
— Это — Золотой Телец. Думаю, неплохой символ для Экономической религии. Во всякой религии должна быть своя мистическая символика…
— А где это снимали? — поинтересовался Шустер.
— В студии. Телец — это компьютерная графика. Неплохо, правда?
— Как живой, — пробормотал Александр Яковлевич. — Я вас, кажется, перебил.
— Да, вот что я хочу сказать. Важная задача нашей религии и идеологии — усиливать действие тех существующих тенденций, которые мы считаем положительными. Ускорять настолько, насколько мы отстаем от развитых стран. Если мы определяем какое-то явление как тенденцию, мы должны его поощрять. Вот что об этом скажет наш Пророк. — Фимин отключил паузу на видеомагнитофоне.
Изображение Пророка снова ожило, зазвучал его голос:
— Наступает эпоха одноразовой продукции. Мировые рекорды живут все меньше времени, машины мы меняем каждый год, кто-то меняет квартиры и дачи. Создаются все более и более совершенные компьютеры, которые через год становятся старьем. Монументальная литература уступает место романам-однодневкам, мыльные детективы вытесняют серьезный кинематограф… И нечего расстраиваться. Эта тенденция глобальна и всеобъемлюща, она объективна. Одноразовые шприцы вытесняют многоразовые, а живопись маслом менее популярна, чем компьютерная графика. Но и живопись вытеснила когда-то резьбу по камню, которой занимались древние люди. А классическая литература пришла на смену сказаниям и былинам, передававшимся из уст в уста.
