— Ничего удивительного, что сегодня приходится платить десятки тысяч долларов за тайну исповеди. Можно, конечно, сходить к министру по делам православия, но ведь завтра обо всем будет знать тот, кому это надо. А исповедь исповеди рознь. — «Председатель» заговорщицки подмигнул Аркадию. — Неплохая работенка, а? Интересная?
— Не могу ничего сказать.
— Молодец.
С «председателем» получилось еще забавнее, чем с предыдущими клиентами. Опасаясь подслушивающих устройств, местом для своей исповеди он избрал ту самую сауну, куда по ошибке попал врач. Пришлось включить печь, поскольку разговор происходил не только «без галстуков», но в одних простынях, чтобы жучки, если бы даже они имелись у Аркадия, некуда было спрятать. Ни на какое другое место хозяин не соглашался, и Аркадий, подавив нездоровые подозрения, вынужден был согласиться на сеанс психотерапии в бане. К чести «председателя», тот быстро уловил разницу между исповедью и психотерапевтическим сеансом.
Проблемой внешне мужественного человека был страх. Оказалось, что он всегда панически боялся начальства («которого теперь у него немного осталось», — хмыкнул про себя Аркадий), боялся, что на него найдется компромат, боялся журналистов, побаивался жены. Тут диагноз поставить было легко — проверить его все равно никто не мог. Аркадий прибег к типичному приему: он убедил Виктора Павловича, что причина тому — детский страх перед тем, что родители застанут его за занятием онанизмом. Благо, такой случай действительно имел место в детстве могучего бюрократа. Виктор Павлович поверил, а Аркадий, в свою очередь, был уверен в том, что пациент никому никогда не расскажет о содержании разговора и даже если Аркадий поставит такой же диагноз всему правительству, каждый будет считать свой случай уникальным.
Прощаясь, Виктор Павлович, к удивлению доктора, процитировал Блока. Когда они уже шли к машине, хозяин доверительно взял Аркадия под локоть:
— Я иногда думаю, не о таких ли, как я, сказал Блок. Помните:
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм.
Три раза преклониться долу,
Семь — осенить себя крестом,
Тайком к заплеванному полу
Горячим прикоснуться лбом —
помните?
Аркадий отрицательно покачал головой. Виктор Павлович внимательно посмотрел на него, будто ища понимания, и продолжил:
Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да еще семь раз подряд
Поцеловать столетний, бедный
И зацелованный оклад.
Он сделал паузу, испытующе посмотрел на Аркадия и, будто бросившись куда-то головой, закончил, нажимая на каждое слово:
А воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть.
«Неужели этот мужик любит стихи? — удивился Аркадий. — Да уж, есть много, друг Горацио, такого, что вашей философии не снилось»… Аркадий подумал, что большинство его клиентов — люди нетипичные для своего нового сословия. Они чувствуют себя не в своей тарелке в той игре, в которой принимают участие. «Совесть мучает», — сформулировал для себя Аркадий.
— Иногда совесть мучает, — произнес Виктор Павлович.
Аркадий был поражен такому созвучию мыслей. Заметив его удивление, «председатель» истолковал его неправильно.
В контору Аркадий вернулся в шестом часу, когда начинало темнеть. В коридоре ему встретился Андрей:
— Как успехи?
— Все нормально.
— Сейчас заедешь еще по одному адресу. И все.
— По какому еще адресу? Сколько времени уже?
— Да там не надолго. Надо просто познакомиться с человеком. Думаю, полчаса, не больше. Наш потенциальный клиент. Могучий мужик. Если ты ему понравишься, договоритесь о сеансе.
— Куда ехать-то?
— Он пришлет водителя. Сейчас должен позвонить…
Аркадий вспомнил, что хотел вечером куда-нибудь сходить.
— Андрей, ты не одолжишь мне немного денег? — обратился он к шефу и тут же разозлился на себя за то, что попросил в долг.
— Зачем?
— В каком смысле — «зачем»?
— A-а… Ну да. Но откуда же у меня деньги?
— Но, может, я сегодня что-то заработал? — Аркадий постарался произнести эта слова таким тоном, чтобы стало ясно, что он знает порядок сумм за сегодняшние сеансы.
