– Не знаю. Может, и так. А про генералов что?
– Что?
– Что про генералов?
– Тихо… Вот вам про генералов…
Пока они разговаривали, тот же Сивый уже настроил приемник на нужную волну. Хороший дикторский голос, русский язык. Что за станция, было непонятно: за первые несколько минут ее ни разу не назвали. Но волны были средние, так что, может, и свои.
– …Своевременно принятое генерал-майором Апрелевым решение о прекращении дальнейшего бесполезного сопротивления и сдаче позволило предотвратить дальнейшее кровопролитие… которое в городских условиях гарантированно означало массовые жертвы среди мирного населения… В настоящее время командующий юго-восточным сектором обороны генерал-майор Апрелин и несколько старших офицеров его штаба ведут переговоры с вышестоящим командованием, пытаясь убедить…
– Да в жопу! Сука!
– Правительство России призывает…
– Сивый!
Курсант обернулся от стола, бледный, дрожащий от ярости. Таким капитан-лейтенант его не видел еще ни разу, даже в самые плохие минуты, и это его заставило насторожиться.
– Вы заметили, фамилию два раза по-разному назвали?
– Да ну?
– Апрелев и Апрелин. Вы знаете такого?
Антон отрицательно покачал головой. Он и не знал и не заметил детали, на которую указал парень. Но та не могла быть важной по сравнению со сказанным. Сдавшийся генерал… Ну, наверняка у этого есть очень значимые причины, чтобы сдаться. Для спасения жизней мирного населения, становящегося заложником в будущем сражении. Скажем, довели до него: или сдаешься, или накрываем залпом РСЗО[23] все в вперемешку – и тебя, и жителей. А то и про своих срочников подумал: оценил шансы на успех сопротивления в этом конкретном месте и в этот конкретный момент. А могли и купить, как с успехом делали в Ираке и Ливии. Но, в конце концов, сколько генералов попало в плен в Отечественную, и что? Все равно закончилось чем закончилось. По-разному могло быть и теперь. В это хотелось верить. Но плохо получалось. Нам слишком долго вколачивали в головы, что оказывать сопротивление насильнику и грабителю незаконно, потому что… А черт его знает почему. Просто нельзя. Нужно дать ему возможность изнасиловать, ограбить и даже убить себя и своих родных. А вот потом можно звонить 02, это можно. Вот тогда, потом, его будут по закону ловить и, может быть, даже поймают. Вот это будет по закону… И как ни странно, десятилетия работы «государственной машины подавления» своего народа повлияли даже на военных. Даже на генералов.
– Незачем так было орать.
– Я не орал!
– Орал. И сейчас орешь. А во-первых, могут услышать снаружи, а во-вторых, зря перебил. Я не уловил, что там про правительство России сказали.
– Не зря. Я уловил.
Голос у старого офицера был такой, что на него обернулись сразу все.
– Пока вы орали, я послушал.
Пауза была как в театре. Только в театре не так страшно, каким бы талантливым ни был актер.
– Сформировано новое правительство. Выражающее волю народов России.
– Народов?
– Да, так и сказали. Народов России. В связи с фактическим самороспуском предшествующего правительства, которое своими преступлениями поставило себя вне… Противопоставило Россию мировому сообществу, ну и так далее… И вот теперь новое. Сформировано с учетом мнения репрезентативных групп… Выражает чаяния и стремления… Всякая такая херня.
– И что?
– Вы не поняли? Оно не в Москве сформировано!
– А где?
Снова пауза.
– Не знаю. Может, и в Варшаве. Может, и в Смоленске. Смоленск когда взяли, вчера? Позавчера?
Все помолчали несколько секунд. Насколько было известно, Смоленск врагам удалось взять с тяжелыми боями и не избежав достойных упоминания даже в их собственных передачах потерь. После этого никаких сообщений о серьезных боях на центральном направлении уловить по приемнику не удалось ни с какой стороны: ни с нашей, ни с их. Даже по-английски и по-польски. На севере было вообще спокойно, если считать сушу, и шло жуткое месилово на воде, под водой и в воздухе: там, судя по всему, потери делили на обе стороны. На северо-западном направлении, то есть уже позади Калининграда, силы вторжения уже вошли в Петербург. Там сопротивление почти кончилось, чего и следовало ожидать. На юге было жарко, на Дальнем Востоке еще жарче, но о происходящем там приходилось уже только догадываться. Скорее по несказанному, чем по сказанному.
