– Пара машин, большая и маленькая…
Голос Димы был хриплым, как карканье. Хотелось надеяться, что он прав. Будь у них три автомата с патронами – и при таком раскладе можно было бы уже рассчитывать на успех. Так – нет или почти нет. Но ему хотелось верить в это «почти».
Рычание и шорох справа. Рычание – это два двигателя, а шорох – это камешки и ледяные гранулы под шинами. Даже странно, что он это услышал. Говорят, что «в минуты наивысшей опасности все чувства обостряются». Это выглядело пошловато – литературный штамп, что же еще? Но все же это было правдой. Он услышал даже музыку внутри головной машины. Причем не негритянский рэп, который принял бы за галлюцинацию – настолько это соответствовало стереотипу, – а нормальный классический рок. Вроде бы что-то в стиле старого «Аэросмита».
Две машины вынеслись из-за изгиба дороги ровно в ту секунду, когда он уже начал улыбаться собственным мыслям. Голова была легкая-легкая, будто у полупьяного. «Хамви», за ним в двух десятках метров – тентованный фургон. У этого прямо над кабиной торчала черная гнутая труба с «грибком», выведенная откуда-то сбоку. То ли печка, то ли газогенератор – сложно было догадаться, но в концепцию «армия, оборудованная по последнему слову техники» это не укладывалось совсем.
Как они и надеялись, при виде трепещущих вымпелов впереди водила головной машины изо всех сил дал по тормозам. Вообще, зря они так гнали: на днях температура наконец-то перевалила за ноль, потом опять упала, и льда поверх снега и поверх асфальта теперь было многовато. В результате оба начали вилять влево и вправо и виляли так метров еще тридцать. Капитан-лейтенант злорадно понадеялся, что сейчас они оба уйдут в кювет, а в идеале еще и столкнутся до этого, но нет, увы. Как говорят молодые, «щазз тебе».
Их сторона дороги была слева, и то, как повели себя водители, им с Димой было видно отлично. Остановившись метрах еще в пятнадцати до вымпелов на арматуринах, оба водителя с минуту сидели смирно, явно переговариваясь по рации. Насколько можно было разглядеть, на передних сиденьях никто, кроме водителей, не сидел, но никак нельзя было поручиться за задние сиденья того же «Хамви», не говоря уж о фургоне. Однако ничего – никто не начал выпрыгивать, оглашая воздух напористыми командами. И, к слову, на крыше внедорожника не имелось обычного пулеметного или пушечного ствола за барбетом, хотя все машины, которые они наблюдали, их несли. Что бы это значило? Командно-штабной? Тогда почему без собственного эскорта?
Шофер «Хамви» высунул из приоткрытой дверцы ствол автомата и очень осторожно, в три приема, вышел наружу. Посмотрев, как он двигается, капитан-лейтенант только сглотнул. Хорошо двигается, умело. И мягко, по одной передвигая ножки, как никогда не станет двигаться мужчина, если он не балерун или не сотрудник телеканала НТВ. Но это не мужчина.
Второй водитель ждал у себя в кабине, даже не приоткрывая окно и уж точно не собираясь глушить двигатель. Сами они тоже ждали.
Женщина из конвойной машины благоразумно не стала подходить к вымпелам вплотную. Остановившись, она внимательно оглядела вообще все вокруг, чем окончательно заставила себя уважать. Бывалая. Знает, что означают тряпки на палках у дороги. Эти минуты они с Димой провели просто: вжавшись в хрустящую от инея брезентину мордами. Потом офицер решился приподнять голову, потому что опасался пропустить что-нибудь важное. Ни фига. Женщина разглядывала их кастрюлю вдали. Как и задумано, расположенную достаточно близко от вымпелов для того, чтобы ее заметить, и достаточно далеко, чтобы не разобраться в том, что это за хрень там окопалась.
Конечно, они могли уехать. И это, наверное, даже было бы правильным: все же две машины, а не колонна. И пулемета опять же нет. И в глубине души капитан-лейтенанту даже хотелось, чтобы так и случилось. Он осознал это и даже сам себя успел обругать, а больше ничего. Не уехали. Из кабины фургона вышел высокий мужик с автоматом в руках и потопал вперед – туда же, куда направлялась храбрая дама. К кастрюле из «холодного цеха». Косясь на вымпелы и озираясь по сторонам.
