Свою лежку они осмотрели со стороны – метров сначала с двухсот, потом со ста, потом с пятидесяти – и ничего подозрительного не заметили. Капитан-лейтенант несколько раз обошел ее по расширяющейся спирали и не обнаружил ни чужих следов, ни «Клеймора»[20], подвешенного на дереве, ни собачьего дерьма. Собак он опасался больше всего, даже больше БПЛА, которые наверняка и засекли их в прошлый раз, в том неудачном нападении на колонну. Нет, все чисто. Похоже, их не нашли.
Капитан-лейтенант посмотрел на наручные часы. Стекло заиндевело под рукавом, и его пришлось тереть пальцем. Груз и его собственная осторожность «съели» тот резерв времени, который у них был с момента выхода, и теперь они вроде бы шли точно по графику. Оставив Диму на лежке наблюдать, он вернулся к Роме и загрузился с ним всем, что они притащили в такую даль. На ходу оба звякали как средневековые рыцари на марше, и это было плохо. На морозе звук разносится далеко. Могут ли БПЛА иметь акустические системы наведения, как противолодочные торпеды, например? Он не знал, и это заставляло нервничать, но тут уж ничего не поделаешь. Большинство найденных тряпок они навертели на себя, потому что непрерывно мерзли. А оставшихся не хватило бы, чтобы обмотать хотя бы половину арматурин.
– Ну что?
– Тихо пока… Ни одной машины.
Все трое одновременно кивнули, каждый своим собственным мыслям. Сложно было поручиться за остальных, но сам капитан-лейтенант счел это хорошим признаком. Именно так здесь было позавчера и вчера. Полностью спокойный час. Он предполагал, что это связано с логистическими решениями, используемыми тыловиками американской и польской дивизий, проходящих через эту местность. Типа столько-то километров после границы – марш, потом остановка на сколько-то минут, потом снова марш.
– Пошли?
– Блин, боец, опять?
– Виноват…
– Да ладно, чего уж. Побежали, а не пошли. Быстро и тихо.
Нужные сотни метров они проскакали едва ли не вприпрыжку. Капитан-лейтенант счел забавным, что слышал не только оглушительный, на весь лес, стук собственного сердца, но и аналогичный приглушенный грохот слева и справа. Но мысль продержалась неизмеримо малую долю секунды. Они уже добегали. Тремя арматуринами долбить обочину было не намного легче, чем одной завалящей лопатой, но они уже пробовали это и знали, что справятся. Сложно сказать, стоило ли это того: чертовы арматурины успели в клочья изорвать не только перчатки, но и половину кожи на ладонях. Сияющий бак из безвестного «холодного цеха» утвердился в выдолбленной яме как космический корабль на стартовом столе. Надпись они предусмотрительно развернули вбок, в сторону леса. Потом пробежались по дороге на полсотни метров в каждую из сторон. Воткнули, точнее, вбили те же арматурины в ледяной грунт. Привязали на каждую по длинному и узкому тканевому лоскуту, наподобие вымпелов. По четыре штуки с каждой стороны, по паре на каждую сторону дороги, наискосок одна пара от другой. Удовлетворенно посмотрели – и помчались назад. Весь этот сюрреализм занял 20 минут ровно, то есть заметно меньше, чем они сами планировали. Вот что значит адреналин.
– Э-э?
В такой ситуации вряд ли кого будет тревожить, а не глупо ли он выглядит. То, что Рома застыл посреди дороги «глядя в себя», Дмитриев засек сразу.
– Э, боец! Отмерзни! Это то, что я думаю?
Тот поднял на него красные от холода, ветра и многодневного недосыпания глаза и молча кивнул.
– Там? – Он указал рукой, потому что сам уже начинал чувствовать.
Снова кивок, и Рома передал ему пистолет. Ответные кивки. Так же молча они с Димой побежали вдоль дороги, перескочили кювет прыжками, сделавшими бы честь и джейранам. Залегли, задыхаясь и кашляя в рукава. Капитан-лейтенант не выдержал, обернулся. Уже рухнув, начал смотреть, как бегущий на свое место Рома наддал в гору, за считаные секунды после них добежав до подготовленных вчера «вязок» напротив чудесной кастрюльки. Проволока в вязках была хреновая, ржавая. Для смазки использовали автомобильное масло: за десяток нырков щупом они вчера без труда добыли на тряпицу пару миллилитров. Сейчас капитан-лейтенанту подумалось, что вряд ли это хорошая замена. Будь у них десяток лишних минут, он бы перевязал узлы той проволокой, которую они принесли с собой, но их не оказалось. Что ж, к этому можно было отнестись по-философски. Он и отнесся. Скорее всего, все они доживали сейчас последние минуты жизни. Глупо тратить их на размышления «вот если бы». Слишком велик был соблазн соскользнуть глубже в прошлое. Не до вчера, а хотя бы на пару недель. На год. На полтора десятка лет, в эпоху, когда он еще не понимал по-настоящему, что такое ответственность, еще не знал слово «надо» на вкус.
