Была, значит, баба, а теперь нет ее. К другому, что ли, ушла? Теперь, может быть, и ушла.
Нет, он расскажет старику только первую, самую общую часть: была баба, а теперь нет. Жила у „Катушки“. Вы знаете. Да, в бараках. Была и нет. С кем не бывает.
Андрей даже содрогнулся при мысли о том, как просто это вышло. И чуть ли не радость почувствовал, что не у него одного так случилось.
Они уже обогнули баню, прошли в потемках по сырой визжащей траве и оказались в котельной. Старик познакомил его с котельщиком – Филей. Тому было лет сорок. Был он косоглаз, черен лицом, а щеки его так втянулись внутрь, что в эти впадины вошло бы, кажется, по райскому яблочку. Со стены, холодно улыбаясь, смотрела на них Барбара Брыльска.
На столе мигом возникли бутылка „Экстры“, две бутылки чешского пива „Радгост“, консервы „Уха атлантическая“ и здоровый кусок балыка. Сервировал Филя. Старик был тих и угрюм.
От водки Андрей отказался, и ему открыли бутылку „Радгоста“.
Филя стал угощать Андрея, подсовывая ему уху и отрезая балык:
– Как говорится, чем богаты. Один любит арбуз, другой – свиной хрящик. – И первым засмеялся.
Филя, по всему видно, привык брать инициативу на себя и теперь, не зная того, грубо нарушал их классическую встречу со стариком. Впрочем, может быть и так, что Филя был домашней заготовкой гроссмейстера.
– Филька, на манометры смотри, – сказал Тимофей Лукич.
– Та-а, – махнул рукой Филька. – Пес с ними. Взорвемся, так вместе.
Андрея такая перспектива ничуть не грела. Он усмехнулся:
– Лучше бы по одному. – Но почему-то вспомнил, как в детстве мечтал, чтобы, если смерть окажется неизбежной, бомба ударила (бы) в их квартиру и они погибли бы все разом. Может быть, и Филя думал когда-нибудь об этом? Странно, у таких, как Филя, как будто никогда не было детства и матери. Кажется, что появились они на свет сразу сорокалетними.
В котельной стало душно. Барбара Брыльска смотрела на них все таким же холодным, усмехающимся взглядом. Может быть, она-то и есть его, Филькина, Пенелопа?
Тимофей Лукич отправился смотреть на манометры.
– Жена у него померла недавно, – тихо сказал Филя. – И вдруг спросил неожиданно: – У тебя женщина есть?
– Есть, – отозвался Андрей, но как будто не своим голосом.
– Законная или так – знакомая?
– Законная, законная, – вяло врал Андрей.
– Ну и как?
– Нормально.
– Исключительный случай семейного благополучия. А у меня-а! – Филя поднял глаза к потолку, напряг жилы и выразительно помотал головой. – А никуда не денешься. Жить-то надо.
– Брось, – вдруг посоветовал Андрей.
– А дальше что?
– Ищи.
– Чего? Любовь? – Филя расхохотался.
Андрею вдруг стало скучно. Он подумал, что гроссмейстер явно дал маху. Этот вариант с Филей был давно отработан.
А Филя словно окаменел. Взгляд его огибал по параболе голову Андрея и видел что-то там, за его затылком, чего увидеть было невозможно. Впадины его щек всасывали в себя сумрак котельной. Андрей вспомнил свою курительную трубку, чубук которой представлял резную головку Мефистофеля. Изображение Филиной головы можно было тиражировать на эти чубуки. Не хватало только бородки. „А Мефистофель, интересно, тоже был косоглаз?“ – почему-то подумал Андрей. – Или это уже Филин поклеп на беса?»
– Я ведь уже искал, – сказал Филя как бы про себя.
– Ну и?…
– Выходит, что нашел.
Андрей посмотрел на него непонимающе.
– Я с ней познакомился на танцах, – начал Филя повествовательно. – В промкооперации. «Маленький цветок» знаешь? Подлая, я тебе скажу, музыка. Душу высасывает. Танцуем мы с ней «Маленький цветок», а я чувствую – подыхаю, так эта музыка меня сгибает. Затяжечки в ней такие… И она тоже, вижу, волнуется. В сторону блестящими глазами смотрит. Ну и влюбился я без разбегу. Как в кино.
Андрею вдруг показалось, что его сидение в котельной стало приобретать какие-то ясные очертания и смысл. Он уютно приготовился слушать.
– Стали мы с ней встречаться. Она в техникуме тогда училась. Сматывались куда-нибудь на Кировские острова. Там тоже это танго часто гоняли. Садимся с ней на колесо обозрения и как в рай подымаемся. Пончиками друг друга кормим. Под нами пони по дорожкам бегают. А мы все кружимся, я ей руки отогреваю. Париж. Что еще надо? Верно?
