Солдат оказался пожилым старшиной в длинной, плохо обрезанной шинели и потертой ушанке. Он застыл возле лошади и не смотрел на нас. В одной руке у него был автомат, в другой — какие-то тряпки и бинты.
— Твоя кобыла, что ли? — неуверенно спросил Володя. — Что ж ты ее мучаешь?
— Не я ее мучаю, а фриц, что с «мессера» саданул. — Старшина повернулся. — Я перевязать хотел, вот за этим и бегал на дорогу. — И он махнул бинтами. — Жить бы могла! С самой Москвы с ней…
— Хорош медик, батя, что своего бинта не имеешь, — сострил Володя.
— Да, не имею, потому что сам за медикаментами ехал! — ответил старшина. — Да только теперь говорить нечего…
— Вот именно, нечего, — повторил Володя.
И вдруг Соколов взметнулся:
— Слушай, Протопопов, хватит! Дали маху — и молчи! Тебе, право, что немец, что лошадь! А вы, отец, не сердитесь. Думали лучше… Да вот…
Вскоре мы разделились. Володя направился с Соколовым, а я с комбатом Заикиным. Нечего сказать, повезло!
Бои за Бреслау пока не увенчались успехом. Несколько штурмов города, превращенного немцами в настоящую крепость, захлебнулись, и теперь сюда подтягивались новые наши части, ранее ушедшие далеко вперед. После создания опорной артсети на юго-западных окраинах города нам предстояло создать такую же сеть на севере и северо-западе, куда подходила наша артиллерия. Видимо, Бреслау решили взять в кольцо, чтобы покончить с опостылевшей группировкой в тылу фронта.
Теперь город лежал слева от нас — мы узнавали его по клубам черного дыма, по вспышкам снарядов и мин. Над ним висели темные серые тучи, уходившие к самому горизонту.
— Подожди, — сказал мне Заикин, когда мы подошли по узкой скользкой тропке к разбитому скотному двору. — Посмотрим…
Он достал из планшетки карту:
— Где автострада, тут?
Автострада Бреслау — Берлин была в стороне, в нескольких километрах от нас, и я не очень понял, зачем она понадобилась младшему лейтенанту.
— Для ориентировки, — сказал он, будто угадывая мои мысли.
— Так для ориентировки есть вон та колокольня, и вот на карте она. А потом здесь город, кажется. Кант называется. Вот он тоже на карте, — объяснил я. — И еще скрещение двух дорог у леска, кладбище и сам лес. Дорог и кладбища на карте нет, а лесок значится.
— Я смотрю, ты смыслишь, — дружелюбно произнес Заикин. — Видно, натренировал вас бывший комбат.
— Почему бывший?
— Ладно, ладно, не сердись!
Уже через полчаса мы выбрали места для первого и второго постов и двинулись к перекрестку дорог, чтобы подумать о третьем.
Дороги оказались безлюдными, и мы направились по одной из них, правой, к леску. Прошли мимо нескольких, судя по всему, пустых домиков с многочисленными следами осколков и пуль на стенах, миновали кладбище и полуразрушенный бетонный мостик через грязный ручей.
Вдруг сзади ударили автоматные очереди.
Я инстинктивно свалился на край дороги, а Заикин продолжал стоять, удивленно обернувшись.
— Ложитесь, товарищ младший лейтенант, — шепнул я.
Не успел Заикин броситься на обочину, как в воздухе и рикошетом по асфальту вновь хлестнула очередь.
Стреляли, судя по всему, как раз из домиков, которые мы только что миновали, или с кладбища.
— Что это значит? — не то спросил, не то удивился Заикин. — Ведь сам майор… — Он не договорил.
С опушки леска кто-то усиленно махал нам, и чертыхался, и кричал явно по-русски.
— Давай сюда, черт вас подери! — услышали мы наконец, когда посмотрели вперед.
Лесок был рядом, и там находились наши.
— Поползли? — предложил Заикин.
— Поползли.
Нас встретили не очень восторженно:
— Ныряй в окоп!
— Тоже храбрецы выискались!
— Дорога фрицами перерезана, они прут, как по проспекту.
— Зелень!
Заикин пробовал защищаться:
— Но здесь не должно было быть противника.
— Нас тоже не должно тут быть, — зло произнес сухонький капитан, — а с рассвета сидим, отбиваемся!
— Трофеев ждем, — подтвердил кто-то.
Мы сидели в окопе, по пояс в воде. Пожилые солдаты, сержант и капитан, оказалось, попали сюда тоже случайно, на рассвете. Они направлялись в штаб пехотного полка, но столкнулись с немцами и заняли оборону.
— Трофейщики мы, — пояснил сержант. — Трофейная команда, а капитан вот — финчасть полковая.
