Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - страница 52

«Сеньор, — говорит один трувер, — скажите, прошу вас, на каком основании виллану следовало бы есть мясо, яйца, да любой хороший кусок. Воистину, уверяю вас, никто бы этого не желал; и однако он ест их. Но то, что он порой угощается жареным гусем, презрев наших клириков, — противно воле Бога и моей тоже. Разве у него на столе, я вас спрашиваю, должна быть рыба? Вот каким должно быть его меню: по воскресеньям — чертополох, колючки, тернии, мякина, сено, а в остальные дни недели — солома. По справедливости его удел — не спать и работать в поте лица. Так нет же! Он каждый день упивается лучшими винами. За такие его расходы мы заплатим дорого: мир страдает от этого и от этого же рухнет. Виллан — гибель для сего мира. Пусть бы вместо того, чтобы сажать этих людей за стол, их отправляли есть траву на ландах вместе со скотом, чтобы они ходили совсем голыми и на четвереньках. Они зарабатывают один хлеб, а сжирают семь. Ни вина, ни хлеба не было бы в недостатке, если б они не пировали, поглощая эти продукты. Они ненасытны как быки. Бог, создавая вилланов, создал племя волков. Когда виллан видит, что подходит его сеньор, он едва поднимает глаза на своего господина. Все-то ему не нравится, все ему ненавистно: не любит он ни хорошей погоды, ни дождя; а когда того, чего он хочет,  не случается, он ропщет на Бога. Но Бог ненавидит вилланов и вилланок; потому-то Он и пожелал, чтобы их удручали все скорби. Каков осел, таков и виллан. Виллан должен бы жить в лесах и быть отрезанным от мира. Виллан слабоумен и грязен. Имей он хоть все золото мира, он бы остался тем, кто он есть: вилланом!»

Трудно поверить, что эта обвинительная речь была рассчитана на то, чтобы ее принимали всерьез. По нескольким чертам, нарочито преувеличенным, похоже, что автор хотел подшутить над слушателями, доведя традиционную сатиру до абсурда. В общем, он написал пародию. Но сама его пародия как раз и говорит о том, что существовали общие места: если что-то долго повторять, даже в виде игры, даже по привычке, в это в конце концов поверят. Наш трувер в конечном счете зашел ненамного дальше, чем один куртуазный поэт его времени[185], который претендовал на морализаторство и, уверяя, что от виллана нельзя ожидать никакой верности и что его гордыня неисправима, негодовал на тех, кто замышляет вывести виллана из его положения. Ибо, говорил он, идти против природы и надеяться возвысить то, что ей было угодно унизить, — это безумие: вороне соколом не бывать.

Тем не менее то тут, то там встречаются кое-какие новеллы о вилланах, авторы которых не отказывают своим персонажам во всяких интеллектуальных и духовных достоинствах. Такова история о мужлане, душа которого после смерти поднялась на небо, не дожидаясь помощи ангела или беса; заметив архангела Михаила, который вел с собой избранную душу, она последовала за ним до райских врат. Святой Петр, приняв избранника, резко отказал виллану и в нелестных выражениях потребовал от него убираться. Но виллан не растерялся: «Добрый сеньор святой Петр, — сказал он, — Бог сильно обманулся, сделав вас сначала своим апостолом, а потом своим привратником, — вас, кто трижды от него отрекся». Вмешавшись, дерзкого одергивает святой Фома. «Фома, — сказал ему виллан, — тебе больно-то нечем гордиться, коль скоро ты не пожелал верить Богу прежде, чем вложишь персты в Его раны». А святому Павлу, который появился в свою очередь, он заявил: «Не вы ли, дон Павел Лысый, побили камнями святого Стефана, и не вам ли Боженька отвесил хорошую оплеуху?» Наконец строптивца вызывают на суд к Богу, и там он защищается следующим образом: «Господи, справедливость требует, чтобы я оказался здесь. Я никогда от тебя не отрекался, никогда в тебе не сомневался, никогда никого не убивал. На земле я жил честно: я давал бедным хлеб и приют, я согревал их, я одевал их. Когда я вижу, кого вознаграждают, я спрашиваю себя, правильно ли я делал. Во всяком случае, я умер, исповедовавшись и причастившись, а говорят, тем, кто так умирает, Бог дарует прощение». Суд признает его правоту