Так не полагал Жан де Мён, который лет через сорок после смерти Гильома вознамерился, считая роман этого поэта незавершенным, написать его окончание. Одного этого замысла уже достаточно, чтобы судить о его авторе. Совершил ли Жан де Мён промах по наивности, не поняв сдержанности своего предшественника, или сознательно сделал вид, что считает незаконченным заведомо завершенное произведение, только он сразу же показал себя человеком совсем иного рода, чем Гильом: то ли менее утонченным, то ли более циничным.
Какой бы ни была его начальная установка, факт тот, что свой замысел он осуществил и к поэме Гильома, насчитывающей около четырех тысяч стихотворных строк, к этой изящно-соразмерной основной части под предлогом ее завершения добавил чудовищный «довесок» в восемнадцать тысяч строк. Может быть, новый рассказчик в совершенстве владел повествовательным даром, и его обаяние романиста заставляет забыть непропорциональность его композиции? Отнюдь. Интрига романа его не интересовала. Она была ему настолько неинтересна, что он, так сказать, не приложил никаких усилий, чтобы выдумать что-то новое, и, не смущаясь повторами, материал для большинства эпизодов попросту позаимствовал у предшественника.
Возможно, этот странный продолжатель, столь мало одаренный даром слова, сумел хотя бы точно уловить дух первого романиста и как верный толкователь прояснить его мысли? Куда там. И здесь как раз надо отметить примечательный факт: трудно вообразить более резкий контраст двух образов мышления, особенно в том, что касается представления о любви.
Гильом де Лоррис был самым благочестивым служителем рыцарского культа, посвященного женщине, самым рьяным адептом куртуазного учения, его сердце было целиком предано той вычурной этике, которая сначала возникла в аристократических кругах Франции и Шампани, а потом расцвела в творчестве великих лирических поэтов. Что, по его словам, предписывает Амур в своих десяти повелениях? Искать во всем изысканности и избегать всего, что могут счесть низостью; быть элегантным, носить хорошо скроенные одежды и венки из роз; быть приятным благодаря своим дарованиям, красиво садиться в седло, уметь обращаться с оружием, петь, играть на виелле, на флейте, танцевать; выказывать щедрость и великодушие; доводить учтивость до совершенства; почитать дам, беря за образец прекрасного рыцаря Говена; думать лишь о любви и предаваться ей всем сердцем. А какими особами бог Любви предпочитает окружать себя? Это Праздность, которая постоянно любуется собой в зеркале; это Утеха, которая живет ради наслаждения; это Богатство, это Щедрость, это Вольнодушие. Среди его врагов есть один, что отвратительнее всех: Злоязычие, сплетница, которая, стоя в карауле на зубцах башни, где заточена Роза, развлекается тем, что несет вздор, направленный против женщин, и трубит в свою трубу часового обо всех злодействах, которые им приписывает. Гильому де Лоррису наследует Жан де Мён — и вскоре он от своего имени начнет вторить кощунственным речам Злоязычия.
В романе Гильома де Лорриса Разум, желая отвратить Влюбленного от служения Любви, старается внушить ему, как мало в любви радостей при стольких страданиях. Но что это, как не выражение той незначащей переменчивости, так свойственной влюбленным, когда в часы терзаний они, без большой убежденности, упрекают себя в слабоволии? Напрасный выпад, атака курам на смех. В романе Жана де Мёна Разум вновь является и вновь произносит речь; но как меняется тон! «Любите, — говорит теперь дама Разум, — но бегите той безрассудной любви, где блуждают впотьмах пустые мечтания, бегите из той придуманной страны, которую вы населили химерами, где женщина — идол, где сладострастие рассыпает свои пагубные изыски. Любите; но любите, как должно любить, — будьте проще, уступайте инстинкту, задача которого — обеспечивать сохранение людского рода». Это уже не жалкая советчица. Разум, которому дано говорить, — не беспредметное мудрствование: эта дама — ярая последовательница вполне определенной философии, она исповедует систематичный реализм. Кроме того, к своим словам о любви она добавляет прочие соображения, столь верные сами по себе, что становится вполне очевидным: автор желал ей дать положительную роль, а кредо, которое она излагает, соответствует глубинным убеждениям Жана де Мёна. Во время первой речи Разума Влюбленный затыкает уши — тем лучше, он прав, тайно считал Гильом де Лоррис; во время второй речи Влюбленный делает то же самое — тем хуже, ясно дает понять Жан де Мён, не скрывая, что это безумие.
