А не могла ли Ольга приказать Свенельду покарать древлян именем князя Святослава? Теоретически могла, доказав, что Святослав (ребенок и, вполне вероятно, один из многих сыновей Игоря) — князь русский. Хотя реально Игорь и позже сам Святослав не отдавали приказы Свенельду. В поход с Игорем на древлян воевода не пошел, и Игорь погиб. На Русь со Святославом из Болгарии Свенельд не пошел на ладьях — он двинулся степью на конях — и Святослав погиб. Ярополк Святославич убил брата Олега, князя древлянского, по воле Свенельда — «этого ты хотел», — сказал он воеводе, оплакивая брата. После чего Ярополк расстался со Свенельдом и был убит в войне с братом Владимиром. А его сын Мстиша Свенельдич был важным человеком при великом князе Владимире. Настолько, что древнейший сказитель из дружины Владимира Красна Солнышка прославил Свенельда больше, чем князей. Уместно задуматься: кто же реально имел в то время власть на Руси?!
Трудно, но все же можно представить себе положение женщины в богатых одеяниях, в византийских узорчатых шелках (которые носили в то время, согласно археологическим данным, даже простые дамы и дружинники), увешанную серебряными украшениями (они были прерогативой, судя по захоронениям, почти одних только женщин), на большом собственном дворе, в каменном (редкость для Руси тех времен) тереме, с обширным хозяйством и множеством слуг, среди которых, увы, не было воинов, за исключением разве что юнцов, стариков и калек. Женщину умную, богатую, знатную и совершенно бессильную перед мужами, взбунтовавшимися подданными, которые уже убили ее мужа, а вполне могли убить и сына — чтобы избежать принятой в те времена кровной мести. А ее саму решившими — как простой знак княжеской власти — забрать для своего лесного князя, имевшего неведомо сколько жен и наложниц… Если у древлян вообще были в то время жены, а не сожительницы, — летописцы в чистоте их нравов сильно сомневаются. Поляне, приносившие жертвы языческим богам прямо посреди города, выглядели с точки зрения киевских авторов сущими агнцами сравнительно с дикими лесными древлянами.
Увы, древляне были недостаточно дикими, чтобы не представлять для Ольги и Святослава реальной военной опасности. У Ольги оставалась единственная сила — собственный ум (недаром автор Начальной летописи делает ей необычный комплимент: еще выходя замуж за Игоря, она «была мудра и смыслена»). Самая неодолимая и страшная на Руси сила, если верить древнерусским писателям. Нам придется им поверить.
Закопав послов живыми, Ольга немедленно послала к древлянам сказать: «Если меня правда просите, то пришлите мужей нарочитых, да с великой честью пойду за вашего князя, потому что ведь так не пустят меня люди киевские». Знавшим о ее первой мести намек был ясен. Ольга напомнила киевлянам, что древляне — их старинные враги, а она сражается за Киев не хуже получившего «стол» князя. Древляне же, не зная о мести, прислали людей нарочитых, которые держали Деревскую землю, то есть уже не просто знатных мужей, а правителей племен своего союза. Ольга приняла их с честью и велела натопить баню: «Вымывшись, придите ко мне». Эти послы тоже не слишком думали о смерти. Они забыли, что у славян принято топить баню для покойника. Как только древляне отправились мыться, баню заперли, причем предусмотрительная Ольга велела зажечь ее от дверей. Сгорели все. За Игорем отправилось весьма представительное посольство, какое не ходило в загробный мир ни за одним знатным русом.
Просто схватить и перебить посольство у княгини сил не было. Для этого, как и раньше, нужны были воины. Но двойная месть очень подняла ее в глазах дружинников. Недаром Древнейший сказитель с восторгом описал ее действия, а летописцы были настолько ими довольны, что ничего в тексте не меняли. Когда Ольга пошла в Деревскую землю, «мало дружины» у нее появилось.
«Вот уже иду к вам, — послала гонца Ольга, — приготовьте мне много меда у города, где убили моего мужа, да поплачу над гробом его и сотворю тризну». Тризна, если верить восточным авторам, была у славян укоренившимся обычаем. Она устраивалась не сразу после похорон, но некоторое время спустя. Именно на тризне вдова, горюя о муже, могла покончить с собой. И многие славянские женщины X века, судя уже не только по письменным источникам, но и по археологическим раскопкам, так поступали. Возможен был, судя по былинам, и обратный вариант, когда муж уходил в могилу вслед за женой, доказывая, что любовь сильнее смерти. Просто археология этой последовательности не улавливает.
