Суждение Соломона о том, какое благо — добрая жена, было присуще и мужам Древней Руси. Те же добродетели прославил потом «Домострой» новгородского попа Сильвестра. Перед нами — образцовая жена князя, дружинника и градского мужа, крепкого сельского хозяина. Но как же любовь? Ее-то, похоже, древнейший сказитель и летописцы и пугались, воспринимая как обольщение. Владимир легко влюблял в себя жен и девиц; они рожали ему детей и были верны настолько, что он просто не знал, куда девать такое количество наложниц. Но — побежденный любовью дам, которую летописи именуют «похотью женской», князь не мог им отказать! Как заметил замечательный историк славян С. В. Алексеев, князь значительно серьезнее относился к своим обязательствам перед женщинами, чем ожидала от него дружинная среда. «Появ» в приключениях и походах красавицу, он мог просто следовать дальше, не беря ее с собой и не обеспечивая пожизненное содержание. Обрюхатив пленницу, он не обязан был на ней жениться. Тем не менее Владимир делал это — и даже симпатизирующие ему мужи видели в этом победу «похоти женской». За это даже немец Титмар Мерзебургский порицал князя как «великого и жестокого распутника», завистливо не веря, что тот мог радовать столь великое число дам без специальных приспособлений[214].
На самом деле никаких особых дарований в любви, кроме серьезности и обязательности, от Владимира не требовалось. Первой его женой в ранней юности была Аллогия (происхождение этого имени, упомянутого в связи с князем в сказочной саге, неизвестно). Она родила ему первенца Вышеслава, но оба вскоре умерли. Затем Владимир женился на отвергшей его и взятой силой Рогнеды. После взятия Киева он сгоряча «залег» прекрасную гречанку, вдову убитого им брата, и признал сына, которого она к тому времени носила.
И так далее, до вечной расплаты за случайный разврат с любой сельской девицей и выполнения неприятных обязательств перед мужней женой: «залег» меня — теперь мужа убивай, во избежание мне наказания! Согласно былине о черниговском боярине Даниле Ловчанине, Владимир, посадив, по обыкновению, в погреб возражавшего против злого дела Илью Муромца, покусился на жену боярина Василису Никуличну. Да только не добился желаемого: боярин и боярыня покончили с собой, явив торжество христианской добродетели. Не вполне, как увидим, даже в православной среде принятой.
Когда Рогнеда родила ему очередного сына, князь, по-видимому, влюбился в Мальфреду (умерла в 1001). Остальных жен и еще множество женщин, которых Владимир любил и не бросал, Рогнеда ему прощала. Но тут не выдержала. Дождавшись, когда изумительно обязательный князь возляжет, согласно очереди, и с ней, она его ублажила, а над спящим занесла нож, намереваясь как минимум лишить героя средств для дальнейших похождений. Владимир проснулся и перехватил ее руку. «Горько мне! — заплакала Рогнеда. — Отца моего ты убил и землю его захватил ради меня, а теперь не любишь меня и младенца моего!»
Владимир рассвирепел и решил исправить историю с этой женитьбой. Он приказал Рогнеде одеться, как в день свадьбы, сесть на богато убранную постель и ждать его. А сам пошел в сени выбрать меч поострее, чтобы навеки избавиться от опасной жены. Естественно, у него ничего не вышло. Рогнеда сделала все, как велено, но вдобавок позвала маленького сына (видимо, Изяслава) и научила, как поступить. Когда гневный муж и судия вступил в храмину, мальчик вышел вперед и протянул к нему меч со словами: «Отец, думаешь, что один тут ходишь?»
— Да кто ж тебя знал, что ты здесь! — вскричал Владимир и, бросив меч на пол, вылетел вон.
Не в силах от волнения придумать, что делать, князь, совсем как делает Красно Солнышко в былинах, собрал бояр и попросил совета. Бояре задумались. Князь был на руку скорым. Если сразу не убил княгиню — значит, любит. Посоветовать казнить Рогнеду — он это припомнит! Но и открыто заступаться за преступницу не слишком умно.
— Не убивай княгиню ради ребенка, — посоветовали бояре. — Восстанови ее владения и отдай ей с сыном.
Совет учитывал щедрость Владимира к женам и наложницам. Князь построил для Рогнеды с Изяславом город Изяславль и предоставил ей жить там, управляя окрестными землями. Впоследствии она получила и родной Полоцк — одно из богатейших владений на Руси. Вернула Рогнеда и расположение мужа, родив ему всего четырех сыновей и двух дочерей; одну из них, Предславу, — точно после бурной ссоры, за которой последовало, надо полагать, не менее бурное примирение. Дочери князь пожаловал село Предславино под Киевом, где с матерью мог видеться подрастающий сын Ярослав и куда, следовательно, наезжал отец. Противостоять тому, что летописцами было названо «похотью женской», а мы называем «любовью», Владимир не мог.
