Доблесть воеводы тут несомненна. Но «сообщили грекам, что море разбило ладьи русских, и послал царь, именем Мономах, в погоню за русскими четырнадцать ладей. Владимир же, увидев, что преследуют их, повернув, разбил ладьи греческие и возвратился на Русь, сев на корабли свои. Вышату же схватили вместе с выброшенными на берег, и привели в Царьград, и ослепили много русских. Спустя три года, когда установился мир, отпущен был Вышата на Русь к Ярославу». Описывая в «Повести» серию таких неудач, ее составитель очень хотел, чтобы русский дух восторжествовал над силой ромеев, и с удовольствием описал победоносный поход Олега, как и одоление печенегов с помощью киселя в пограничном Белгороде, основанном Владимиром Святым в 992 году и населенном им людьми из разных мест.
На самом деле борьба со Степью и при Мономахе, когда писалась «Повесть», и в конце X века была тяжкой, а поведение князей не всегда сияло доблестью. В 996 году «пришли печенеги к (крепости) Василеву, и вышел против них Владимир с небольшою дружиною. И сошлись, и не смог устоять Владимир, побежал и стал под мостом, едва укрывшись от врагов. И дал тогда Владимир обещание поставить церковь в Василеве во имя святого Преображения, ибо был праздник Преображения Господня в тот день, когда произошла та сеча. Избегнув опасности, Владимир построил церковь и устроил великое празднование, наварив триста мер меду. И созвал бояр своих, посадников и старейшин из всех городов, и всяких людей много, и роздал бедным триста гривен. Праздновал здесь князь Владимир восемь дней, и возвратился в Киев в день Успения Святой Богородицы, и здесь вновь устроил светлый праздник, сзывая бесчисленное множество народа. Видя же, что люди его христиане, радовался душой и телом. И так делал постоянно».
Большая часть былин начинается с похвалы таким пирам Владимира Красное Солнышко[205]. Часто по много дней и недель кормил-поил князь дружинников. Старших, бояр, — за своим белодубовым столом, середних, видных воинов, — за столами подалее, младших, не отличившихся, — и вовсе в сенях. У индоевропейских народов, особенно северных — кельтов, славян и германцев, — пирам вождей с воинами воздается великая хвала. А Владимир, согласно летописи, дружинные обычаи распространял на весь народ. Звал на свои пиры богатых купцов — гостей, знатных горожан — торговцев и ремесленников, приглашал и «мужиков деревенских». Выставлялись широкие столы на княжий двор: заходи любой, ешь досыта и пей допьяна!
На стол подавали жареное мясо быков-туров, оленей, кабанов и лосей, ели избранные части медведей. Были здесь зайцы и тетерева, лебеди и утки, перепела и куропатки; позднейшая традиция упоминает даже блюда из соловьиных язычков. Непременной снедью были соленья и печенья, каши, в том числе новомодная гречневая, и разнообразные щи. Кислые щи были любимым безалкогольным напитком. Крепость напитков алкогольных — пива, хмельного меда и заморских вин — была небольшой. Пили их как вместительными, пускавшимися по кругу рогами, окованными по краю серебром и златом, и чашами-братинами, так и из индивидуальной посуды: серебряных чарок, похожих на маленькое блюдце с плоской горизонтальной ручкой.
Чарки пришли из Степи. Они во множестве обнаружены в Венгрии, включая вариант, когда вместо ручки у серебряной чарки с золотыми узорами сделана пряжка: удобно и пальцами держать, и в походе к поясу подвесить. Узкие дружинные пояса с серебряными бляшками часто имели бляшки со сквозными дырочками или множество колечек, выступающих за нижний край пояса. При отсутствии в это время карманов (во всей Евразии) всё, что надо было носить с собой, привязывалось тонкими кожаными ремешками к воинскому поясу. Здесь были нож, ложка в кожаном футляре, кованое стальное кресало и кремень для разведения огня, чарка, тонкой работы деревянный или костяной гребешок (даже богатыри следили за своими кудрями) и другие мелочи, необходимые для пира в княжьем тереме, для охоты и военного похода, куда дружинник мог отправиться прямо из-за стола, прихватив лишь вооружение и суму с припасами (в виде конверта или затяжного мешка на плоской перевязи через плечо).
