Конечно, штурмовать Царьград со столь малыми силами Святославу было бы затруднительно. Но и остановить его движение ромеи не могли. У Цимисхия появилась более серьезная забота — родственник убитого им императора Варда Фока был провозглашен «императором ромеев» войском, оставленным в Азии против натиска сарацин. Эти отважные воины вообще относились к империи скептически. Стратеги пограничных фем даже не пускали на свою землю императора со слишком большой вооруженной свитой. Нередко они происходили по отцу или матери от арабов, как рассказано в популярнейшей в империи (а вскоре и на Руси) эпической поэме о Дигенисе Акрите — богатыре пограничнике, близком по доблести, духу и приключениям к героям русских былин[198]. Защищавший европейские владения Империи ромеев Варда Склир был плоть от плоти их, свободный пограничный воин акрит со смешанной кровью и чувством долга перед соратниками и малой родиной. Император попал между двух огней. Хитростью и силой подавить восстание или умереть — такова была альтернатива Цимисхия. Он заключил мир со Святославом и сосредоточился на внутренней борьбе.
Древнейшее сказание описывает заключение мира с помощью притчи. Император прислал Святославу посольство с золотом и драгоценными тканями, но князь, не посмотрев на дары, отдал их отрокам: «Возьмите, кто что будет». Тогда мудрец посоветовал императору послать «оружие бранное». Тут князь посла «принял, начал любить и хвалить, и целовать, как самого цесаря». И сказали императору бояре: «Лют сей муж будет, потому что имением пренебрегает, а оружие берет и любит; дай дань». Тогда Цимисхий отправил Святославу, который уже «немного не дошел до Цареграда», предложение: «Возьми дань, какую захочешь». Святослав взял дань на живых и убитых русов, «говоря, что род его возьмет», «и возвратился к Переяславцу с похвалой великой». Этим рассказом сказитель завершает войну, которая на самом деле только начиналась.
Согласно Льву Диакону, Святослав вернулся в Болгарию. Весной 971 года он был в Доростоле, а его отряды «делали нечаянные набеги, грабили и опустошали Македонию». Конечно, это могли быть и болгары. Цимисхий, решая свои проблемы в Азии, вынужден был отозвать Варду Склира и его ветеранов, поручив оборону в Европе неопытному Иоанну Куркуласу. Пока Варда Склир утишал мятеж в Азии, стараясь не проливать крови соотечественников, участники набегов на болгарской границе стали «надменнее и опаснее». Скилица рассказывает о посольстве русов в Константинополе, которое император упрекал за допущенные несправедливости». Но организация Святославом пограничной службы была невозможна: сама концепция богатырских застав появится на Руси только при его сыне Владимире. По Льву Диакону, Цимисхий отправил к князю в Болгарию два посольства. Так прошли 970-й и начало 971 года. Весной император, в полной секретности сосредоточив войска, внезапно вошел через неохраняемые русами горные проходы в Болгарию. Святослав пренебрегал разведкой. Шпионы же императора, в том числе знающие русский язык, по словам Льва, активно работали уже второй год.
Вторжение было обеспечено большими складами продовольствия и фуража в Адрианополе. В устье Дуная заранее был послан флот огненосных триер в сопровождении эскадры мелких кораблей, всего «более трехсот» судов, «для охраны речного пути, чтобы скифы не могли уплыть на родину и на Киммерийский Боспор в том случае, если они будут обращены в бегство». Вслед за знаменем с крестом сам «Иоанн, прекрасно вооруженный, вскочил на быстрого благородного коня, вскинул на плечо длинное копье и двинулся в путь. Впереди него двигалась фаланга воинов, сплошь закрытых панцирями и называвшихся "бессмертными", а сзади — около пятнадцати тысяч отборнейших гоплитов и тринадцать тысяч всадников. Заботу об остальном войске император поручил проедру (главе совета. — А.В.) Василию; оно медленно двигалось позади вместе с обозом, везя осадные и другие машины. Когда они вопреки всякому ожиданию прошли опасные гористые места, император прервал напряженный марш, дал отдых всему пешему и конному войску, расположив его на неприступном холме, с одной стороны которого протекала река, обещавшая изобилие воды».
