– Неспособность нарушать высшие правила… это и к Квинелле тоже относится?
– Конечно. Поскольку она сама создала Индекс Запретов, ее этот глупый закон не связывает… но тем не менее в детстве она подчинялась правилам, установленным ее родителями, а сейчас она подчиняется другим командам. Подумай: ты веришь, что она ограничилась бы лишь убийством животных, если бы родители не говорили ей «не причиняй вреда людям»? Конечно, она убивала бы людей, это гораздо эффективнее с точки зрения повышения уровня.
И вновь у меня побежали мурашки по спине. Стараясь не обращать на них внимания, я спросил:
– Мм… то есть причинять вред другим людям – это базовый запрет, который детям внушила «изначальная четверка», ты это имеешь в виду?
– Примерно так. Во всяком случае, Квинелла руководствовалась не тягой к мирному существованию. …Когда ей было за двадцать, она была невероятно красива; башня становилась все выше, и в ней обитало множество послушников. Похожие белые башни появились во всех деревнях, эта система получила официальное название «Церковь Аксиомы», и власть Квинеллы стала еще прочнее. Однако… по мере того как население росло и занимало все более обширную территорию, Квинелла стала беспокоиться, что какие-то земли могут оказаться вне ее видимости. Не появится ли где-нибудь на периферии кто-то, кто, как и она сама, раскроет секрет владения Священными искусствами? И тогда, чтобы сделать свою власть абсолютно несокрушимой, она решила создать закон, в котором это было бы прописано явно. Лояльность к Церкви Аксиомы была прописана первым пунктом, а запрет на убийство – вторым. Почему, как ты считаешь?
Помолчав немного, Кардинал продолжила, не сводя с меня глаз.
– …Потому, естественно, что кто-то мог заметить, что уровень повышается после убийства человека. Это единственная причина, почему церковь запрещает убийство. В этом запрете нет никаких моральных и этических причин, ни капли добросердечия.
Будучи от этого заявления слегка в шоке, я машинально попытался запротестовать.
– Но… но убийство и причинение вреда были этическими запретами, которые установила «изначальная четверка», так ведь? Разве люди не обладали бы этим моральным ограничителем даже без запрета церкви?
– Но что случилось бы, если бы родителям не удалось обучить этому ребенка? Вероятность этого мала, но что если какой-нибудь ребенок сразу после рождения будет отлучен от родителей, то есть от людей, являющихся для него высшим авторитетом? Он ведь тогда не получит никаких наставлений по этике. И если этот ребенок будет обладать дворянскими генами, есть вероятность, что он, подчиняясь своим желаниям и стремлениям, начнет убивать людей и достигнет более высокого уровня, чем Квинелла. Чтобы свести эту вероятность к минимуму, Квинелла создала книгу, ставшую впоследствии Индексом Запретов, и разместила ее экземпляры в каждом городе и деревне. Родителям вменилось в обязанность обучать детей Индексу Запретов с первой же страницы сразу же, как только дети начинали говорить. Пойми: то, что люди в этом мире кажутся хорошими, добрыми и прилежными, – это всего лишь для удобства высшего правительства, то есть Церкви Аксиомы.
– Н… но…
Я по-прежнему был не в силах принять слова Кардинала; я мог лишь мотать головой.
Я не желал верить, что достойные всяческого уважения люди, с которыми я встречался в Рулиде, во время путешествия на юг и в Академии мастеров меча, – Селька, Ронье, Тиизе, Солтерина-семпай… и, конечно, в первую очередь Юджио, – все они просто-напросто были так запрограммированы.
– …Но ведь не только это же? Разве нет чего-то, пусть маленького… но изначального в этих Пульсветах? Чего-то такого в душе человека с самого начала…
– Ты ведь уже видел своими глазами доказательство обратного, не так ли?
Эти слова Кардинала застали меня врасплох; я аж заморгал.
– Э?..
– Те гоблины, которые хотели безжалостно убить тебя и Юджио. Ты же не думал, что это просто программный код? Такую форму принимает Пульсвет, если в него изначально вводить приказы, совершенно противоположные Индексу Запретов… убивать, грабить, подчиняться своим желаниям. Видишь, они больше не «местное население»; в определенном смысле они такие же, как ты.
