Заговорили о городе, о деревне, о погоде и прочем. И чем больше я слушал Лизу, тем быстрее таяло во мне разочарование ее видом. Я оживился, думая про себя, что вот здесь, сейчас, решится моя судьба, я скажу, зачем я пришел сюда, сделаю Лизе предложение, и мы переменим тему беседы.
Вдруг Лиза, как бы непроизвольно, спустила платок с головы на плечи, и я онемел — она была почти лысой. Вместо волос на ее голове курчавились какие-то редкие хилые темные волосики, сквозь которые просвечивало темя. Потрясенный, я заметил, что у Лизы нет волос и на бровях, нет ресниц. Так вот почему она показалась мне блондинкой.
Я пытался продолжать разговор, но голос у меня стал глухой, мысли путались. Я соображал: Лиза болела тифом давно, за два года волосы должны были вырасти. Они не выросли. Значит, не вырастут никогда, а такой ее вид будет меня всегда терзать. Нет, надо отсюда уходить. Судьба подставила мне ножку. Я стал прощаться. Лиза вся затрепетала. Она поняла, что уходит ее счастье, рушатся мечты и надежда. Лиза стала меня удерживать. В какой-то книге показала соответствующее моменту место, как будто нарочно его заложила бумажкой.
Я уходил из Холопова с двойственным чувством. Мне до боли было жаль Лизу, что напрасно потревожил ее сердце, и жаль было себя, как будто я уходил от своего счастья. Лиза провожала меня до конца деревни и все спрашивала меня об истинной причине прихода и ухода. А я врал ей, будто, идучи на станцию, чтобы ехать в Рыбинск, зашел к ней по пути. Она была готова проводить меня и до станции пять верст, но я настоял, чтобы она вернулась домой. Она сдернула платок, гордо подняла голову, повернулась и пошла от меня, держа за уголок платок и не оглядываясь.
Через две недели я уехал в Петроград и там через неделю получил холодное письмо от Лизы с требованием возвратить ей ее письма. Я подумал, что этим еще сильней обижу ее, и не возвратил, а сжег. Так после двух недолгих встреч навсегда расстались мы с Лизой.
Прошло лет семь. Я уже был женат. Опять приехал в деревню в отпуск. Сестра сказала мне, что Лиза умерла, и поведала, чего я о ней не знал.
Еще до войны за ней три года ухаживал приезжий телеграфист. Лиза его любила, он любил ее. Перед назначенной свадьбой с Лизой телеграфист собрался побывать в другой губернии у родителей. В залог хотел оставить Лизе свой новый костюм. Лиза не взяла, сказала: «Верю. Любишь — вернешься». Телеграфист не вернулся, а известил Лизу, что по настоянию родителей женился на другой. Горе Лизы было понятно. Вскоре новый удар — умерла мать. Горя не перегоревать, а тут еще не отрастают волосы, обегают парни.
И вдруг упавшую духом Лизу оживила надежда — мое письмо, и вернулись мечты о счастье. Уже читая его и следующие мои письма, она полюбила меня и грезила о радости стать моей невестой при второй встрече со мной у себя дома. И опять судьба обошлась с ней так жестоко.
Боясь остаться вековушей, Лиза зимою вышла замуж за малознакомого парня и уехала с ним в Рыбинск. Муж ее, портовый рабочий, был груб, малоразвит, любил выпить, пьяный сквернословил и дрался. О таком ли муже она мечтала!.. И все же она подарила ему сначала сына, потом дочь.
Но и появление детей не сделало ее мужа лучше. Еще чаще стал он приходить домой пьяный, еще меньше приносить в получку денег, еще больше бить Лизу Измученную прежними невзгодами, нуждой, пьянством и бесчеловечным отношением мужа Лизу разбил паралич. Беспомощную, с нарушенной речью и сознанием ее отвезли в город Буй в дом хроников. Ее негодяй муж, испугавшись ответственности за избиения жены и заботы о детях, бросив их на произвол судьбы, скрылся из Рыбинска. Детей поместили в детдом. Там они и выросли. А прах Лизы покоится на кладбище в городе Буй. Вечная память страдалице!
