Между тем в России все сильнее разгоралась гражданская война. Враги свои и интервенты наседали со всех сторон. В стране было объявлено всеобщее военное обучение.
Моему брату Илюше, как бывшему унтер-офицеру, и бывшему унтер-офицеру Алексею Степановичу Фалину из деревни Поляна было поручено обучать военному делу не служивших в армии здоровых мужчин и парней. Я попал в отряд брата Илюши.
Топча осеннюю грязь, мы маршировали, производили разные построения и тому подобное, готовясь к защите Родины и завоеваний Революции.
Но враг был ближе, чем мы думали. В один день к нам в село и прилегающие деревни явилась из соседней волости толпа вооруженных винтовками мужчин, которые стали призывать население к восстанию против советской власти, говоря, что восстание начинается по всей губернии и что на ближайшей станции стоит вагон с винтовками и каждый может там получить винтовку и патроны. Большинство к такой возможности отнеслось безразлично, но некоторые пошли на станцию и вернулись, потрясая оружием и призывая сшибать советскую власть начиная с волостного исполкома. Толпа поменьше пошла в церковь и, взяв иконы, что раньше были в школе, снесла их туда обратно.
Мой брат Илюша в это время был в другом селе, куда еще не докатилась эта сумятица, а брат Петя, милиционер, встретив в толпе неизвестно откуда-то появившегося на коне своего сверстника и однофамильца Дмитрия Владимировича Кудрявцева, бывшего офицера царской армии, мирно побеседовал с ним. Затем этот Кудрявцев — офицер куда-то быстро исчез, и мы так и не узнали, был ли он свой или враг. Лишь спустя пятьдесят пять лет я прочел в журнале «Наука и религия», что он умер в соседнем селе в глубокой старости, проработав там десятки лет учителем, и что он был опытнейшим краеведом.
Подойдя к исполкому, простому деревянному дому, я увидел, как «сшибают» советскую власть. У стены дома стояло человек пять советских работников с бледными лицами и среди них местный большевик, бывший питерский рабочий, небольшого роста, носастый Николай по прозвищу Епраксеин, а по фамилии Блохин. Перед людьми, которые были у стены, стояло несколько человек с винтовками, один из которых, рядовой крестьянин из деревни Старово Борис Мартимов, припрыгивая на месте, совал Блохину винтовкой в грудь и кричал:
— Говори, Колька, где у вас оружие? Говори, а то расстреляю!
— Да говорят же тебе, крестный, что нет в исполкоме никакого оружия, — заверял Блохин.
— Да расстрелять их, и вся недолга, — раздавались голоса подстрекателей.
— Нет, товарищи, так нельзя, мы не большевики, чтобы без суда расстреливать, — возражали трезвые голоса. — Может, они ни в чем не виноваты, а мы их расстреляем, а потом отвечай!
Слово «отвечай» отрезвило людей с винтовками. Крестный Николая Блохина перестал прыгать и тыкать крестника дулом винтовки. Решили исполкомовцев посадить в холодную и увели. Смотреть стало не на что. Толпа разошлась.
На другой день страшный слух — из уездного города Мологи идет большой отряд на усмирение восстания. Больше никто не хотел сшибать советскую власть, а охотники изучения закона Божьего в школе поспешно снесли из нее иконы обратно в церковь.
День прошел тревожно, ночь тоже. А утром наш отец обнаружил возле стен нашего дома десятка полтора приставленных к ним винтовок. Это под покровом ночи произвели саморазоружение перед спящим инструктором всеобуча моим братом Илюшей не в меру горячие головы.
Так у организаторов мятежа в Ярославле провалилась и эта попытка поднять восстание против советской власти на селе среди крестьян.
Через неделю отмечалась первая годовщина победы пролетарской революции. Возле клуба был митинг, на котором я увидел плакат на красной материи со словами «Собирали дураков на защиту кулаков».
После праздников я получил повестку о призыве в Красную Армию.
Призывная комиссия в Мологе меня временно забраковала по состоянию здоровья. Следующую повестку я получил уже в июле 1919 года. А теперь, вернувшись из Мологи, я застал дома брата Ивана. Он тоже пришел из плена, из Германии.
Брат Иван недолго раздражал мачеху своим присутствием в отцовом доме. Он быстро нашел себе невесту — единственную дочь у родителей, в чем ему поспособствовала мачеха, и ушел жить в семью жены.
