Мои обязанности были несложны — разносить пакеты по отделам штаба, подшивать поступающие в политотдел бумаги, вызывать на допрос к Эйдуку задержанных по разным причинам людей, сидящих в арестантском вагоне, по которым велось следствие, или просто сидеть у Эйдука в вагоне и смотреть, как он ведет допрос. Меня удивляло, как он мягко обращался с задержанными и тщательно разбирался в деле, чтобы не обвинить невиновного.
Я особенно хорошо запомнил трех задержанных. Один был бывший царский офицер, барон Остен-Сакен, худощавый человек лет тридцати. Подозревался в желании перебежать к белым. По его делу были посланы в несколько мест запросы. И вот из какого-то губисполкома пришел ответ, подтверждающий, что «товарищ Остен-Сакен действительно командирован в г. Вологду по таким-то делам». А. В. Эйдук извинился перед ним за задержание, вернул оружие и документы и отпустил выполнять задание.
Второй — лесничий Дегтярев — подозревался в активном пособничестве белым и жестокости к населению. Я несколько раз вызывал его к Эйдуку, но каждый раз он все отрицал. И вот однажды из района, откуда были выгнаны белые, в политотдел пришла учительница Пластинина. Она рассказала о жестокостях Дегтярева и на очной ставке узнала его. Он побелел, как бумага, и стал молить о пощаде. Когда его повели обратно в арестантский вагон, он бросился бежать и двумя выстрелами конвойного был убит.
Третий — крестьянин из недальней от Вологды деревни, тщедушный мужичонка по фамилии Копейкин. Когда, приехав на лошади зачем-то в Вологду, он сидел в чайной, в его телеге в сене солдаты нашли карабин с пулеметными лентами. Эйдук спрашивал Копейкина, где он взял эти ленты и куда вез, Копейкин ныл и говорил, что сам не знает, как они очутились у него в телеге. К задержанному приезжала жена, привозила скромную передачу, просила Эйдука отпустить мужа. Эйдук передачу разрешил и велел ей посоветовать мужу, как бедняку, во всем признаться.
По словам Матавкина, в большинстве случаев задержанные оказывались активными врагами советской власти и их расстреливали за дело.
Чем кончилось дело Копейкина, я не знаю, так как вскоре уехал из Вологды, потому что штабной паек был очень скудным, я не наедался, а дома все-таки ел досыта.
Незадолго до отъезда мне пришлось принимать и записывать телефонограмму о ранении В. И. Ленина эсеркой Каплан.
Я ждал, что меня скоро так и так призовут в армию и я еще всего натерплюсь, поэтому добровольно оставаться у Эйдука мне не хотелось. Впрочем, он и не уговаривал, видя мое нежелание.
И вот я снова в кругу семьи. Замечаю, что мачеха становится все раздражительней. Она часто нападает на отца, адресуя свою брань и упреки нам. С Илюшей она не схватывается. Он выдержан и серьезен, и он больше других присылал отцу денег из Питера. Со мной тоже нет. Я как-то умел ей ответить так, что она замолкала. Саню не трогала, ибо за нее заступался Илюша. Зато Петя был такой же горячий и невыдержанный, как она сама. С ним схватки были чаще и злее.
Однажды в такой схватке Петя нехорошо выругался, мачеха подхватила это ругательство и целый день до вечера ежеминутно повторяла его, не стесняясь ни взрослых, ни своих детей.
В другой раз Петя в пылу ссоры крикнул мачехе: «Застрелю!» — и рванулся к столу за револьвером. Мачеху как ветром вынесло из избы.
Как-то в пылу общей ссоры, когда все, в том числе и отец, были против нее, она крикнула падчерице: «Саня, побереги моих детей!» — собрала узелок и убежала к своей матери в деревню Спасское. Отец плюнул ей вслед, а ее сын, одиннадцатилетний Николай, серьезно заметил: «Теперь у нас хоть тихо будет».
Но тихо было всего три дня. На четвертый она, урезоненная своими братьями, вернулась домой и как ни в чем не бывало принялась за обычные дела, а вечером расплакалась и сказала: «Я и сама не рада, что у меня такой характер». А характер у нее был такой, что она в ярости била своих детей чем попало, и они с плачем бросались к нам, старшим, ища защиты от не помнящей себя матери, а отец говорил ей: «Ведь искалечить можешь ребенка, полоумная!»
Мы, особенно Илюша, утешали обиженных детей как могли, и они платили нам за это своей чистой детской любовью.
