— Что же можно услышать, если осенний туман всю землю окутал?
— Никак не рассеется густой туман, и ничего различить не могу я, — произнесла она.
— Никак не иссякнет в сердце любовь, и живу я в печали, — вздохнул Накатада.
— Но многие были бы рады принять вас в своё жилище, — промолвила она.
‹…›
— Ведь говорят: средь облаков жилище он ищет, — продолжала девушка.
— И видно только луне, как бродит он средь облаков.
— Но ведь это только белые облака! — воскликнула Хёэ.
— Я хочу сказать серьёзно, — изменил тон Накатада. — Луна и солнце ‹…›. Почему время проходит, а всё так и остаётся нерешённым? И в конце концов обо мне, по-видимому, даже не вспомнят.
— Луна не светит, что же я могу разобрать? Ведь сегодня последний день месяца, — уклонилась от ответа Хёэ.
– ‹…› Странно, что как только заведёшь серьёзный разговор, все от него уклоняются. Нет, не тебя я имею в виду. Бессердечно сажать человека всегда у изгороди. Нет ничего печальнее на свете, чем одинокая жизнь, — продолжал Накатада. — О, моя милая! Напрасно я жду от вас участия! Руки устали, но сам собой распускается узел[705]. Сейчас уже что говорить…
Услышав это, Фудзицубо решила ответить молодому человеку:
— Разве не развязывают шнурка у вьюнка «утренний лик»[706].
— Если уж поднялся ветер, то пусть он принесёт пользу, — сказал Накатада. —
О, дующий вечером
Осени ветер!
Капли росы унеси
С ложа из трав,
На которое путник ложится[707].
И нет рассвета, чтобы слёзы не лились на моё одинокое ложе. Фудзицубо ответила:
— Вымокло всё изголовье
Бездушного кавалера
От капель росы.
А ветер осенний
Все их несёт и несёт[708].
Кто будет утверждать, что нет таких, кто не забывает своих клятв?
— Наговор! — воскликнул Накатада. —
Не устаёт ветер осенний
Листвой деревьев играть
В этом саду.
Напрасно его
Непостоянным считают.
Кажется, нет никаких доказательств — в чём же моё непостоянство?
Фудзицубо на это ответила:
— Стоит осеннему
Ветру подуть,
Как листья хаги желтеют.
Как же не звать
Этот ветер непостоянным?
Какое уж тут доверие!
— Разве это всё не из-за вас? — ответил Накатада. —
Как только дохнет
На листья хаги
Ветер осенний,
Забьётся сердце у девы,
Что милого ждёт с нетерпеньем.
Фудзицубо засмеялась:
— Ветер вокруг
Изгороди цветочной
Напрасно шумит.
Ни один из цветов
Ему не ответит.
— Ах, как это досадно! — вздохнул молодой человек. —
Листья хаги
К ветра порывам
Равнодушны остались.
Но нет ли живой души,
Чтоб тайно его призывала?
* * *
В то время слуги, посланные из дворца Человеколюбия и Долголетия, повсюду искали Накатада, но найти не могли. «Неужели он ушёл?» — негодовал император. Слуги отправились в караульню Императорской охраны, Накатада там не было, но сопровождающие его сидели на месте.
Император требовал найти молодого человека:
— Только что из шатра Левой охраны слышались несравненные звуки цитры, Накатада не мог уйти далеко. Но если он ушёл домой, непременно пошлите за ним. Все поиски были тщетными.
— Я во что бы то ни стало хочу видеть Накатада. Неужели никто не может его найти? Знаешь ли ты, где он скрывается? — обратился император к Канэмаса.
— Он только что был здесь. Разве уже ушёл? Да, его тут не видно, — ответил тот.
— Если он ушёл, пошлите за ним, — приказал император.
— Не похоже, чтобы он ушёл. Это было бы странно, — сказал Канэмаса. — Вот и военачальник Судзуси здесь. Может быть, вы велели, чтобы он поиграл на кото? Тогда он сбежал, услышав об этом. Поистине, он странный человек. Как только речь заходит о кото — скрывается бесследно. Не приказать ли вам для видимости унести инструмент и не отпустить ли придворного Судзуси? А то он чего доброго и вправду уйдёт домой, — сказал Канэмаса.
— Я согласен, — сказал Судзуси, встал и отошёл немного от императорского сиденья. Увидев Ёридзуми, он сказал: — Я ухожу. Если меня будет звать государь, скажите, пожалуйста, что я играл на лютне ‹…›. — Он говорил не настолько громко, чтобы Накатада мог его услышать.
Судзуси отправился во дворец, где проживала Фудзицубо.
— Кто там? — спросил Накатада.
— Это Судзуси, — был ответ. — Государь очень сердится, что ты исчез. Со мной ты поступаешь так, что кстати вспомнить об осеннем ветре
