– Признаюсь, когда-то я действительно была наивной, но, поверь, теперь я уже довольно искушенная персона, – лукаво заявила Уинтер. Она старалась не выдать себя голосом, думая, что Пирс даже не подозревает, насколько далеко заходила когда-то ее наивность. Она наивно полагала, что знает, какое направление примет ее жизнь, и пребывала в этом заблуждении довольно долго, прежде чем начать сомневаться.
– А если серьезно, – продолжила Пирс, поворачивая нож для масла на белой льняной салфетке, словно стрелку часов, – если бы ты сказала, что выросла на Манхэттене в семье врачей и проводила летние каникулы в собственном доме в Хэмптоне, я бы поверила.
– Спасибо, я подумаю об этом.
Пирс засмеялась.
– Может быть, это и не самый лучший комплимент. Слушай, хочешь кофе… – Глаза у Пирс округлились, когда она поняла, что у нее зажужжал пейджер. – Я так и знала, что покой будет недолгим. – Она посмотрела на вызов и напряглась. – Вот черт!
Уинтер тут же поднялась с места и сдавленным голосом спросила:
– Реанимация?
– Почти так же плохо, – сказала Пирс и тоже встала, роясь в бумажнике в поисках кредитки. – Это мой отец.
– Чего он хочет? Уже почти девять вечера, – спросила Уинтер, пока они неслись к Талии.
– Он хочет провести обход.
Пирс протянула хостесс свою кредитную карту. После этого она набрала номер на мобильном.
– Рифкин. Да, сэр. Через пять минут. Увидимся на месте, – Пирс посмотрела во встревоженные глаза Уинтер. – Так и есть, он хочет осмотреть пациентов.
– Прямо сейчас? Он что, всегда делает обход так поздно?
Пирс пожала плечами.
– Он делает это тогда, когда захочет. Иногда, когда он прилетает из-за границы часа в три утра, он едет в больницу и делает обход. Он звонит – мы идем.
Они рысью пересекли улицу, нагло лавируя между машинами, достигли больничного входа и побежали по опустевшему вестибюлю к лифтам. Затем они на миг заскочили в раздевалку, где сбросили свитер и свитшот и схватили халаты. Когда они поднимались на лифте на двенадцатый этаж, Пирс сказала:
– Ты будешь зачитывать ему список.
Уинтер захотелось возразить. Облажаться на обходе означало сразу произвести плохое впечатление. Она, конечно, пробежалась по пациентам сегодня, но все-таки их было целых пятьдесят, причем многие случаи были сложными. Вдобавок Уинтер еще не очень хорошо изучила план больницы и совсем не хотела завести завотделением куда-нибудь не туда.
Но возражать она не могла, потому что решения здесь принимала Пирс.
– Хорошо.
Они вышли из лифта, и Пирс повела их к сестринскому посту, где их уже ждал Эмброуз Рифкин, изучавший какие-то результаты анализов. На нем был идеально отглаженный и без единого пятнышка белый халат, темные брюки, белоснежная рубашка и синий галстук в тонкую красную полоску. С непроницаемым лицом он смотрел на приближавшихся Пирс и Уинтер. Когда они подошли достаточно близко, он спросил:
– Все тихо?
– Пока да, – сказала Пирс. – Вы хотите обойти всех или сделать выборочный обход?
Эмброуз перевел взгляд на Уинтер.
– Раз уж в нашей команде появился новичок, давайте обойдем всех.
Уинтер постаралась скрыть удивление. Для обхода всех пациентов потребуется часа полтора, но, судя по всему, это обстоятельство Эмброуза Рифкина не смущало. Уинтер вытащила список из кармана и подошла к завотделением.
– Мистер Поллок в палате 1222. Четыре дня после удаления абдоминальной грыжи…
Уинтер и доктор Рифкин направились к первому пациенту, а Пирс отлучилась в кладовку рядом с сестринским постом, чтобы взять все, что могло потребоваться во время обхода. Она на автомате выбирала нужные пластиковые контейнеры, громоздившиеся от пола до потолка, хватала стерильные марлевые прокладки, пластыри, одноразовые наборы для снятия швов и прочие материалы и инструменты, необходимые для смены повязок и любой другой процедуры, которую мог захотеть провести завотделением.
– Что это за новый ординатор? – внезапно раздался женский голос.
Пирс медленно обернулась и увидела миниатюрную брюнетку в обтягивающей черной юбке и бежевой лайкровой блузке с глубоким декольте. Этот наряд явно не соответствовал больничному дресс-коду, но Андреа Келли была местным администратором, причем очень хорошим, так что никто не жаловался на нее за неподобающий вид.
