– Поэтому ты потеряла год ординатуры? – спросила Пирс, но, увидев, что Уинтер отвела глаза, поспешила добавить: – Прости, это не мое дело…
– Все в порядке, – успокоила ее Уинтер, вымученно улыбаясь. – Все не так просто, но и это тоже было причиной.
– Что ж, ты оказалась в хорошем месте, хотя и жаль, что тебе придется отрабатывать на год больше.
– Спасибо. Неприятно, конечно, терять год, но с учетом ситуации в целом… – она выдержала взгляд Пирс, – я рада быть здесь.
– Ну и славно.
Пирс охватила внезапная эйфория. Какая жалость, что она на дежурстве и не может заказать бутылочку «Бордо», чтобы отпраздновать. Что ты собралась праздновать? Ну и что, что она в разводе, это ничего не меняет. Но Пирс все равно было хорошо.
– Что? – спросила у нее Уинтер.
– В смысле?
Уинтер покачала головой.
– У нас с тобой какой-то странный разговор выходит. Ты просто стала… вдруг такой счастливой.
– Это просто так.
В этот момент официант принес их заказ, что избавило Пирс от дальнейших объяснений.
– Давай поедим, пока есть возможность.
– О да, еще одно правило хирургов, – протянула Уинтер, наматывая на вилку феттучини. – Увидел стул – садись, увидел кровать – ложись, увидел еду – ешь.
– И это чистая правда, – подтвердила Пирс, с аппетитом уминая свой стейк.
– Боже, какое блаженство! – со стоном сказала довольная Уинтер.
– Это точно, – согласилась Пирс, правда, имея в виду не еду у них в тарелках.
– Сколько у тебя братьев и сестер? – поинтересовалась Уинтер, утолившая первый голод.
Рука Пирс, державшая вилку, застыла в воздухе.
– Ни одного. С чего ты взяла, что они у меня есть?
Голос Пирс стал сдержанно нейтральным, и Уинтер сразу поняла, что она опять зашла на запретную территорию, хотя была уверена, что задает совершенно простой вопрос.
– Ни с чего, я просто предположила…
– Что ты предположила? – Пирс положила вилку и застыла на месте.
– О Боже, я делаю только хуже, прости. Я не хотела лезть тебе в душу.
– Ну уж нет, продолжай. Я хочу услышать до конца.
– Пирс, хватит… это не так важно…
– Для меня важно, – тихо сказала Пирс.
Уинтер с силой выдохнула.
– Хорошо. Мне всегда казалось, что в семьях врачей и особенно хирургов детей часто больше, чем в других семьях. Понимаешь, сильные мужчины, которые хотят продлить свой род и передать свое имя, ну, все такое.
– Понимаю.
Пирс повернулась на стуле, чтобы вытянуть ноги. Она закинула руку на спинку стула и уставилась взглядом мимо Уинтер в окно, в котором виднелись стоявшие перед больницей такси.
– Ты права. Это было бы справедливо и в отношении моей семьи, если бы не маленькая проблема – несовместимость резус-факторов у моих родителей. Из-за этого умер первый ребенок, это был мальчик. Потом родилась я, а уже после у моей матери случился выкидыш. Мне кажется, родители решили, что предпринимать еще одну попытку слишком рискованно.
Уинтер на миг прикрыла глаза.
– Мне так жаль. Я не хотела затронуть эту тему.
– Это давняя история, – Пирс пожала плечами и улыбнулась, но Уинтер не увидела в ее улыбке теплоты. Она понимала, что за всем этим стоит нечто гораздо большее, но эти разговоры приносят Пирс боль. Уинтер захотелось вернуть их общению прежнюю легкость.
– А у меня две сестры, старшая – домохозяйка, она живет неподалеку от наших родителей. Моя младшая сестренка учится на первом курсе юрфака в Темпльском университете.
– Так это же совсем рядом, и вы можете видеться, вот здорово.
Пирс постаралась прогнать чувство одиночества и разочарования, которое вызывали у нее мысли о своей семье.
– Ты родом отсюда?
– Не очень далеко отсюда. У моих родителей молочная ферма в Ланкастере.
– Ты шутишь!
Уинтер притворилась оскорбленной до глубины души.
– Чтоб вы знали, доктор Рифкин, в нашей стране еще остались самые настоящие фермы.
– Не спорю, просто ты не похожа на дочку фермера.
– Правда? Это почему? – игриво спросила Уинтер, с радостью замечая, что глаза Пирс снова посветлели.
– Для начала, ты не выглядишь как невинная сельская девочка, которая смотрит на мир с широко распахнутыми глазами.
Пирс прищурилась, изображая напряженный мыслительный процесс.
– Впрочем, сельскую девочку можно оставить… – Пирс с хохотом увернулась от полетевшей в нее салфетки. – Эй!
