Они молча спустились по лестнице на нижние этажи замка.
Движущиеся стены, ставшие серебристыми, говорили о том, что вновь пошел снег.
Ралина встретила их на одной из галерей. Она сидела у фонтана, слушая любовную песню, которую отец Корума сочинил когда-то для его матери. Тихие хрустальные звуки убаюкивали, успокаивали. Корум заставил себя улыбнуться.
— Любимый! — сказала Ралина. — Несколько минут назад мною почему-то овладела нелепая ярость. Сама не пойму, что со мной произошло, но внезапно мне захотелось ударить одного из наших слуг… Корум обнял ее, прижал к себе.
— Я знаю. Мы с Джерри только что испытали подобные чувства. Боюсь, Хаос пытается проникнуть в наш мир, воздействовать на наши умы, заставить нас ненавидеть друг друга. Мы должны сопротивляться темным силам, Ралина, и одновременно попытаться найти их источник. Нам нельзя поддаваться панике. В глазах Ралины внезапно появился ужас.
— Ох, Корум!
— Мы должны сопротивляться темным силам! — упрямо повторил он.
Джерри почесал нос и улыбнулся. Он снова стал самим собой.
— Интересно, безумие охватило весь мир или только нас троих? — спросил он, картинно поднимая вверх одну бровь.
Глава 2
БОЛЕЗНЬ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ
По ночам Коруму снились страшные сны. Он видел ненавистного ему Гландит-а-Края; Повелителя Закона, лорда Аркина — виновника всех его несчастий;
Джерри-а-Конеля с раздражающе глупой ухмылкой на лице; Ралину, мешавшую ему жить спокойно. Он боролся с этими снами, в особенности, с последним, чувствуя, как лицо его перекашивается от ненависти, а из горла вырывается не то стон, не то Хрип от дикого желания убить всех, кого он знал и любил. И Корум понимал, что Ралина, лежащая рядом с ним, вздрагивающая и сжимающая руки в кулаки, тоже борется с охватившей ее страстью к уничтожению.
Ему снились кровавые сны… В воспаленном мозгу вадагского принца проносились картины таких пыток, которым не подвергал его даже Гландит-а-Край.
Много раз просыпался Корум по ночам от собственного крика — "Нет! Нет!
Нет! " — и, как бешеный, соскакивал с постели, яростно глядя на Ралину.
А маркграфиня Алломглильская смотрела на него, и рот ее кривился в презрительной усмешке, а ноздри раздувались, как у зверя.
Огромным усилием воли подавлял в себе Корум чувство ненависти и, как мог, успокаивал свою жену. А потом они плакали в объятиях друг друга и засыпали, не способные даже заниматься любовью.
Снег начал таять, словно он выполнил свою миссию, породив в людях страсть к насилию. Как-то раз Корум не выдержал и, выбежав из замка, стал рубить шпагой сугробы, кляня их на чем свет стоит, обвиняя во всех несчастьях.
Джерри, ни на секунду не Сомневавшийся, что плохая погода не имеет ни малейшего отношения к происходящим событиям, бросился вслед за Корумом и попытался успокоить своего друга. Ему удалось привести вадагского принца в чувство и заставить его вложить шпагу в ножны.
Корум и Джерри стояли полуодетые, тяжело дыша, — А силуэт на холме? — истерично спросил Корум. — Или ты считаешь, он тоже не причастен к тому, что с нами происходит?
— Все может быть. По-моему, весь мир поразила какая-то болезнь. Мы видим ее следствие, но не знаем причины.
Корум пожал плечами и вырвал свою руку из руки Джерри.
— Ты хочешь сказать, на нашем измерении происходит что-то страшное?
— Да. По крайней мере положение куда более серьезное, чем мы думаем.
— Может, ты считаешь, наши дела идут лучше некуда?
— Я бы сказал, хуже не бывает, но боюсь ошибиться. Корум понял, что Джерри пытается развеселить его. Принц в Алой Мантии попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось. В борьбе с самим собой он потратил остатки сил.
— От любой болезни должно быть какое-то лекарство. -Корум отер пот со лба тыльной стороной ладони. Мне страшно… Я боюсь, Джерри!
— Мы все в одинаковом положении, Корум.
— Я боюсь, что однажды ночью убью Ралину. Я очень этого боюсь, Джерри.
— Придется каждому из нас спать в отдельных помещениях и запирать их на ночь. Слуги страдают так же, как мы.
— Знаю.
— Не мешало бы и им тоже выделить по комнате. Как ты думаешь?
Корум машинально поглаживал эфес шпаги; рассеянно смотрел вдаль.
