Снилось непонятное: я иду по улице большого города. Откуда узнала, что большой? Мостовая из камня, большие дома, почти дворцы по бокам мостовой. Люди чужие и незнакомые. Красивые и нарядные женщины в открытых повозках. А я иду и иду себе. Подхожу к одному из домов и вхожу внутрь. Там полумрак и белый камень на полу. Смотрю вокруг и знаю — не ждут меня тут и не рады мне.
Потом я уже не там — еду на коне зимой, сидя перед всадником, доверчиво откинувшись ему на грудь. Он придерживает меня, кутает бережно от холода, ласково уговаривает поспать немного, отдохнуть. Мне хорошо и спокойно с ним, чувствую его сильным и надежным, а себя — птичкой малой в уютном гнездышке.
Дальше — седой могучий старик с синими-синими глазами плачет в роскошной комнате, склонившись головой на руки, сложенные на столе. Рыдает тяжко и страшно, содрогаясь всем своим телом.
Потом — мужчина, молодой и привлекательный, в военной справе, отчаянно говорит мне что-то, с мукой глядя в глаза. Я отворачиваюсь от него, на губах кривая улыбка. Не хочу слышать. Я не жалею о том, что не случилось, а могло, если бы не обида.
Потом — кровь, много горячей крови на снегу. Ее железный запах я чувствую, он забивает ноздри, преследует и мучает. Я устала до отупения, до страшного отчаянья и сил нет совсем. Но, кроме страха смерти, грозно поднимается в душе и тяжело ворочается что-то большое и еще более страшное…
Потом — маленькие девочка и мальчик бегут ко мне, а я опускаюсь на колени перед ними, обнимаю обоих. Меня кто-то поднимает, бережно поддерживая со спины. Дети льнут к коленям. Я хочу оглянуться, но меня держат крепко, тесно обняв и уткнувшись носом мне в шею. Счастье… огромное, немыслимое счастье переполняет меня. Такого и не бывает, наверное.
Я проснулась к вечеру около мертвой бабушки. Поправила на ней одеяло, ласково погладила по щеке. Сердце колотилось, как от быстрого бега. Пыталась вспомнить лица из своего видения и не смогла, только дети стояли перед глазами — годика по два, одеты легко, по-летнему. Больше не виделось ничего. Нужно было успокоиться и звать людей. Оделась и пошла в поселок.
Дальше все закружилось, как в водовороте. Я только тупо наблюдала и еще делала то, что мне велели. Все не могла понять, что это был за сон или видение? Мучительно напрягая память, пыталась вспомнить лица тех мужчин, и не получалось ничего. Перед глазами стояли только детские — две веселые хорошенькие мордашки. От того, что они у меня будут когда-то, становилось легче сейчас, когда я осиротела.
Опомнилась от суеты и хлопот через два дня после похорон и тризны. Меня вызвал к себе Голова, захотел поговорить. Расстроенный был и хмурый. Усадил на лавку, тяжело прошелся по горнице… Я сидела, покорно опустив руки на колени, перебирая пальцами тяжелую ткань теплой юбки, ждала, что он скажет.
— Ты, Дарина, теперь главная моя маета… Я уже сейчас не сплю из-за тебя. Обещать-то я обещал, а вот как присмотреть за тобой — не мыслю себе. Не ходить же за тобой, как за малым дитем. Ты бы выбрала себе мужа, девочка, а? Вот тебе и защита, и достаток. Сходи ты на эти ваши…, глянь там. Ты же уже год в поре замужества. Была бы еще незаметной — другое дело. Я же замучился отгонять мужиков от вашего дома!
— Кого это вы гоняли?! Когда?! О чем вы?! Да я не видела никого месяцами… Вы же это не серьезно говорите? Бабушка просила присмотреть за мной… так я скоро уеду в город, вот и избавитесь… освободитесь.
Обида душила, выжимая слезы, но я держалась.
Голова вздохнул, подошел, погладил по голове. Сердце отозвалось даже на эту скупую ласку. И я тихо заплакала… Когда успокоилась, пришлось выслушать остальное:
— Откуда ж тебе знать? Конечно, не видела никого. Я тут воюю, уже считай два года. Стражи как с цепи сорвались! Приезжают все неженатые и первым делом стараются узнать, где ваш дом. Там между них слухи ходят о красавице, из-за которой Велий в болоте утопился. Все-все! Это не я придумал. Понимаю, что тебе тяжко слышать это.
Я каждый раз собираю новую смену и угрожаю всем, чем только могу, чтобы не лезли к вам. Условие прохождения службы здесь — оставить тебя в покое. Но я подозреваю, что они об этом никому не говорят во время пересменки. Наоборот — о твоей неприступности уже легенды ходят, расписывают, как немыслимую красавицу, хоть толком-то и не видели. Это, похоже, у них развлечение такое, видно интересно им так шутить над новенькими. Девочка, выбери уже кого-то — хоть из наших, хоть из стражи. Дай ты мне отдых!
