Подошли к дому и стали у крыльца. Я развернулась к нему и подняла накидку руками, собираясь перекинуть на него всю ее. Мои руки перехватили. Накидка упала под ноги.
Хадар взял мое лицо в ладони, подождал в темноте. Я молчала, замерев. Теплые губы осторожно и нежно накрыли мои. Отпустили. Поцелуи достались носу, щекам, подбородку, глазам. Я вздрогнула — целовать глаза нельзя, это к разлуке… А, впрочем — ерунда. Стало жарко, я искала в темноте его губы своими, гладила щеку рукой. Дождь вымочил его лицо и волосы. Широкая грудь вздымалась. Обнял и прижал меня к себе крепко. Подцепил рукой накидку, укутал нас опять. Уходить не хотелось. Стояла бы так и стояла. Получилось, что сказала вслух.
— Я тоже. Стоял бы и стоял. Ты не замерзла?
— Нет, жарко.
— И мне жарко. Ты, как костерок, греешь. Я так рад, что ты позвала. Не важно — почему. Я уже и не надеялся, мечтал только. Ты разрешишь мне приходить за тобой? Погуляем завтра? Моя бабушка умеет угадывать погоду. Завтра дождя не будет. Я хочу днем насмотреться на тебя. Не верю до сих пор… — бормотал он мне в висок, — не отпустил бы до утра.
— Приходи завтра. Мне нужно отнести в поселок снадобье. Когда у тебя будет свободное время?
— После обеда. Я приду. Ты будешь ждать?
— Буду…
Он еще раз поцеловал меня, крепко и властно, как будто уже имел на это право или решил что для себя. Подтолкнул к двери.
— Войди, зажги свечу и закройся. Я подожду.
Так я и сделала. Задвинула дверной засов, зажгла свечу и подошла с ней к окну. Он стукнул в окошко, помахал рукой. Мокрый, взъерошенный, счастливый… Улыбался, отворачиваясь и уходя в темноту. Накрылся накидкой опять.
Я села на кровать. Не хотелось ни есть, ни пить. Впервые за все время после моих потерь было хорошо и спокойно. Я вспоминала весь вечер, каждое слово, запах, руки в жестких трудовых мозолях. Я попробую быть счастливой с ним, это будет не трудно. Мы как будто знакомы всю жизнь. На душе было легко и мирно. И сама не заметила, как уснула.
На следующий день мы с ним несли в поселок лекарство, останавливаясь и целуясь почти под каждым деревом. Смеялись, шутили, говорили о том, чем он занимается — а чем занимаются в поселке, почти селе? Домашняя работа, работа в кузне, летом — пчелы, заготовка сена. Кроме того, их семья разводила рабочих лошадей. И сейчас владела довольно большим табуном. Справная семья, с достатком. Я слушала и понимала, что если бы не осень, то раньше посиделок мне бы Хадара не увидеть — просто у него не было свободной минуты от работы.
На обратном пути я решила зайти к Голове, сказать, что пока остаюсь жить здесь и хочу просить его разрешения встречаться с Хадаром. Мы занесли снадобье и повернули в улочку к дому Головы, взявшись за руки. Парень что-то рассказывал мне, улыбаясь, смотрел на меня и не увидел, как из калитки одного из домов вышла девушка. Я не знала ее. А может, знала в детстве да забыла. Она остановилась, увидев нас, как будто ее толкнули в грудь. И простонала горестно и громко: — Хада-ар…
Хадар резко обернулся, смотрел на нее с досадой: — Званка…
— Ты что ее за руку держишь? Ты что — бросаешь меня? Ты же со мно-ой! Ты же отца просил! Ты целовал, обещал! Ты, зараза, а ну — отпусти его! Что вцепилась? Что вы все в ней нашли такого? Задрипанка нищая, подстилка для стражи! Отойди от него, гадина, жених он мой, мы сосватаны уже — все знают! — визжала она уже не своим голосом. Начали выходить люди из ближних домов, выглядывать в окна. Я заледенела, замерла посреди дороги. Хадар потянул меня дальше. Я не могла сделать и шага.
— Пошли отсюда. Я все объясню тебе, все не так, как она говорит. Даринка, нужно уйти, она же не уймется. Пошли же.
Он сдвинул меня с места, мы сделали несколько шагов и тут на меня налетел ураган… Она вцепилась в платок, рванула его с моей головы, норовя добраться до волос, продолжая орать, как резаная.
Хадар застонал, схватил ее, оттаскивая. Она обхватила его шею, тянулась целовать, целовала, куда достала. Он тащил ее обратно в дом, из которого она вышла. Затолкал внутрь, вошел следом…
Я отмерла. Обвела потерянным взглядом любопытствующих, развернулась и побежала в какой-то переулок. Домой добиралась лесом, не выходя на тропу. Пустила светляков вперед. Никого по пути не встретила, добралась до дома и закрылась на засов. Сидела красная от стыда, без платка, потерянная и злая. Вот это да-а. Вот это мне везет на парней, так уж везет. Как проклятая, может это семейное у нас? И одиночество — плата за дар?
