В детстве он разносил газеты и знал, как больно было его матери забирать у него его недельный заработок.
Клер кивнула:
— Я понимаю тебя. Родители дают своим детям то, что могут дать. Дети в богатых семьях получают больше, и иногда в результате им все слишком легко достается.
Он обдумал ее слова и сказал:
— Пожалуй.
— Так вот, я решила идти своей собственной дорогой. Просто дать деньги — это легко, когда у тебя их много. Я захотела дать что-то еще, что мне действительно дорого.
— Благородный жест.
Клер отвергла этот комплимент:
— Не совсем. В той статье, которую я прочитала, говорилось о людях, которые уже участвовали в подобных благотворительных велопробегах. Все они рассказывали о том, что эти несколько недель помогли им открыть себя и полностью изменили их жизнь.
— Изменили жизнь? — скептически повторил он.
Клер вздохнула.
— Я знаю, это звучит как детский лепет. Мой отец тоже так считает. Он предложил мне стать спонсором этой акции, и тогда репутация его компании еще больше повысилась бы. Он считал, что если я хочу найти себя, то могу это сделать в Чикаго, а не в отдаленных провинциях Китая.
— Вижу, отец твой не изменился, — язвительно отметил Итан.
— Нет. Но я стала настойчивой.
— Обнаружив себя в проторенной колее?
— В колее? Нет. — Она покачала головой. — В яме. В глубокой яме, которую за многие годы выкопала себе сама. И захотела из нее выбраться, — добавила она. — Поэтому я подала заявку на участие в этом пробеге, купила велосипед и приступила к тренировкам.
— Когда это было?
— Прошлой весной.
— Невероятно. — Он думал, она готовилась годы, а не месяцы.
— Это правда. Клянусь. — Она подняла руку.
— Должно быть, тренировки были очень интенсивными. — Его взгляд скользнул по паре стройных ног, перекинутых одна на другую. Он видел, с какой силой она крутила педали, поднимаясь в гору, на которой стоял его дом.
— Суровыми, я бы сказала. У меня так болело все тело в первую неделю, что я с трудом могла ходить — и сидеть тоже.
Клер снова рассмеялась. Ему нравился этот мелодичный звук. А еще больше нравилось ему то, что она могла посмеяться над собой. Женщина, которую он знал десять лет назад, была совсем не такой.
— А что подумали родители насчет этого… предприятия?
— Они посчитали, что я сошла сума. По-моему, они до сих пор уверены в этом, потому что я переехала в город и уволилась из компании отца.
— Они могли бы гордиться тобой. Я, например, горжусь.
Клер улыбнулась:
— Я думаю, на отца все-таки произвела впечатление моя самоотверженность, он отметил это несколько раз. Но сейчас, когда путешествие завершилось, они не могут понять, как изменилась моя жизнь.
— Перемены могут быть… тревожными. Особенно тогда, когда ты не замечаешь их, — произнес Итан хриплым шепотом.
Правда ли это? Неужели он не знает, зачем пригласил Клер в эту поездку?
Эта женщина была полна загадок, а Итан не любил неожиданностей. Он ненавидел их с тех пор, как Клер преподнесла ему пару сюрпризов в прошлом. И все же сейчас в нем росло нетерпеливое предчувствие. Какое открытие ожидает его впереди?
Итан и Клер высадились возле маяка, на южной стороне дока. Дом Орана находился на другой стороне острова. Они могли бы пройти к нему напрямую, по каменистой местности, но Итан предложил ей прогуляться по туристической тропе, проложенной вдоль берега.
— Отсюда открывается живописный вид, даже в это время года, но не будет ли тебе трудно? — снова спросил он.
Она не скрывала своей улыбки.
— Я проехала четыреста километров на велосипеде, разве ты не помнишь?
— Я помню об этом, но раньше ты не обладала спортивным азартом.
— Это моя новая черта характера, — Клер искоса с улыбкой взглянула на него. — Тебе она нравится?
— Разве мое мнение что-то значит для тебя?
— Ничего не значит, — снова засмеялась она, явно наслаждаясь удивлением, с которым он воспринял ее прямолинейность.
— Итак, ты хочешь жить для других людей? — спросил Итан.
На лице ее появилась дерзкая улыбка, когда она устремилась вперед.
— Давай, Сивер. Ты отстаешь. Наверное, уже запыхался?
— Ничуть. — Итан ускорил шаг и поравнялся с ней. Пройдя несколько минут в ускоренном темпе, он замедлил шаг. — Почему бы нам не объявить «ничью»?