— Дон… — Мануэль совсем было собрался окликнуть меня по имени, но я помешал ему.
— Никогда не знаешь, где притаились враги, — прошептал я, прижимая палец к губам.
— Здесь у тебя нет врагов — все только свои.
— Спасибо, Мануэль. Я тебе верю.
Долгие годы у меня не укладывалось в голове, как могло случиться, чтобы столь добрый и честный человек, как Мануэль возглавил банду жестоких головорезов. Но однажды Серена рассказала мне историю его семьи. Отцом Мануэля был Педро Васкеса де Эскамильо — знаменитый убийца. Он взошел на эшафот виселицы с поразительным самообладанием, после чего поприветствовал толпу, пригладил усы и собственноручно надел веревку на шею. Благодаря бесстрашию и презрению к смерти, этот жестокий, но обаятельный убийца сделался легендой. По всей видимости, уважение, которое испытывали к нему преступники, передалось по наследству сыну. Мануэль, впрочем, более походил на свою мягкосердечную мать, которая умоляла его стать священником, а не преступником, как ее покойный муж.
Я вручил Мануэлю эскудо.
— Пата негра, — кивнул он в сторону кухни, посчитав, что я заплатил ему слишком щедро.
Я улыбнулся, и мой рот наполнился слюной только при одном названии его лучшей ветчины. Прежде чем забить, этих благородных свиней откармливали желудями, оттого их мясо было нежным и таяло во рту, как масло. Золотая монета, которую я дал ему, намного превышала стоимость целого окорока, но я решил, что это будет мой вклад в казну воровского братства, ныне распавшегося, и в копилку семьи, реально существующей.
Я занял свое обычное место за столом возле побеленной стены, на которой висела лампа. Проститутки махали с балкона платками, зазывая клиентов. Их белые сорочки оставляли плечи обнаженными, а на груди были пышно присборены, подчеркивая то, что сами же и скрывали. Ярко накрашенные лица и цветы в волосах, казалось, просто светились. Девушки пользовались таким успехом, что зарабатывали в шесть раз больше, чем врачи, которые приезжали их лечить. Правда, врачам не приходилось целовать гнилые зубы, запавшие глаза и бледную кожу матросов, большинство из которых болели цингой.
Мануэль принес блюдо с отменной свиной вырезкой и глиняную кружку, наполненную вином.
— Новый трофей, — кивнул я на бычью голову, висящую на стене. — Благодаря ему твое заведение выглядит почти респектабельно.
Мануэль улыбнулся.
— Когда-нибудь я сделаюсь почтенным хозяином таверны, каким могла бы гордиться моя матушка, упокой Господь ее душу.
— Не в этой жизни, — сказал я Мануэлю. — Хотя ты уже и сегодня вполне уважаемый человек, дай Бог каждому.
— Я бы и в самом деле стал таким. Но деньги… — признался он, мотнув головой в сторону проституток, — деньги слишком хорошие, чтобы от них отказываться.
Мы обменивались шутками, пока ему не пришлось убежать за выпивкой для краснолицего матроса, который умирал от жажды и громогласно давал об этом знать.
Прибыл маркиз в сопровождении других членов нашего тайного общества — дона Эрнана и дона Хосе. Я удивился, увидев дона Хосе рука об руку с Альмой. Только он мог привести с собой куртизанку в публичный дом. Как и другие тусоны, она изображала благородную леди: кокетливо пряча взгляд за шелковой мантильей. На ней были туфли на высоком каблуке и струящееся платье — то и другое было строго запрещено носить обычным проституткам. Только глубокое декольте, которое она то и дело демонстрировала, выдавало ее истинные наклонности. Маркиз пробирался сквозь толпу с величайшей осторожностью, стараясь не запачкаться о людей, которых вынужден был касаться. Дон Хосе вообще-то был женат, но, храня верность маркизу, не считал своим долгом хранить верность жене. Едва он появился в дверях, как его окружили проститутки, с которыми он был хорошо знаком. Сегодня ему пришло в голову, что Альма могла бы составить ему компанию с одной из этих девушек.
— Моего общества более чем достаточно для любого мужчины, а уж для вас — тем более, — сказала Альма и отвернулась, гордо вскинув голову.
Серена немедленно устремилась им навстречу, чтобы уладить ситуацию, которая могла обернуться неприятностями.
