Заметив мое появление во дворе, Маргарита радостно воскликнула:
— Дон Хуан!
Я расцеловал ее в обе щеки. Когда я подростком впервые попал в таверну, Маргарита уже там работала. После того как очарование ее молодости угасло, Мануэль и Серена нашли для нее новое занятие, как и для всех других членов «семьи». Она не оказалась выброшенной на улицу, как это случалось в Севилье со многими проститутками, которые больше не могли привлекать клиентов. Маргарита вполне искусно управлялась с пистолетом, в чем я и сам не единожды имел возможность убедиться. К тому же тучность, которую она приобрела с годами, делала ее фигуру при входе очень внушительной.
— Как твои дела, дон Хуан? Как твои дела? — спросила она низким грудным голосом.
— Так хороши, что хуже некуда, о прекрасная Маргарита, — ответил я с улыбкой, после чего отцепил от пояса и протянул ей свои кинжал и шпагу. Одобрительно подмигнув, она по-матерински потрепала меня по щеке.
В этот момент наше внимание привлек оглушительный треск дерева, которое разносят в щепки, и звон разбитого стекла. Драка была в полном разгаре. Я улыбнулся: приятно почувствовать себя дома.
Несмотря на купленный маркизом титул, мой статус благородного господина всегда оставался лишь маской, и я по-прежнему чувствовал себя скорее бандитом, чем учтивым кавалером. Наверное, поэтому так милы моему сердцу черная маска разбойника и ночная жизнь. Я всегда понимал, что никакая знатная женщина не согласится выйти замуж за безродного подкидыша, который к тому же успел побывать преступником.
Приблизившись к двери, я едва успел уступить дорогу человеку, которого вышвырнули вон. Стоя в тени, я увидел, как появившийся следом великан, на две головы выше меня, подхватил почти бесчувственного противника за рубашку своей огромной лапищей. Его жертва едва ли была способна сопротивляться, что не помешало великану осыпать ее ударами, выволакивая теперь уже на улицу. Мы с Маргаритой сочли за благо не вмешиваться и молча наблюдали, как он возвращается в таверну, удовлетворенно бормоча себе под нос. Разумеется, пистолет в руках Маргариты мог бы приструнить его, однако драка без оружия здесь не возбранялась, поскольку не противоречила королевскому указу.
Я вошел следом, стараясь держаться подальше от верзилы. Глаза не сразу привыкли к полумраку, царившему в помещении, освещенном только масляными лампами на стенах. Старые залы своими нишами напоминали римский некрополь, хотя присутствующие здесь тела были вполне живыми, во всяком случае, по большей части. Успех заведения позволил Мануэлю расшириться и сделать пристройку за счет улицы. Тут теперь располагался центральный зал с высоким потолком и барной стойкой вдоль дальней стены. Грязный пол был сплошь заставлен столами и скамьями.
Выглядывая поверх голов, я наконец увидел Мануэля. Как всегда, он стоял за стойкой, которая, казалось, была сколочена из выловленных в реке бревен. Пьяные матросы цеплялись за нее, как за спасательный плот. Из стены торчала довольно потрепанная голова кабана в компании с не менее потрепанной головой быка, лишенного ушей. Мануэль, скорее всего, купил эти головы, успевшие послужить хозяину другой таверны. С потолка свисали свиные окорока, которые, казалось, тоже вспотели, как и всё остальное в этом жарком накуренном помещении. На полках за стойкой высились ряды пыльных бутылок. Мне было известно, что все они пусты, поскольку в таверне предлагали всегда одну и ту же выпивку. К красному вину, полученному из последней выжимки винограда, добавляли апельсины и лимоны, чтобы было незаметно, что вино, плохое само по себе, еще и разбавлено водой. В то время как Мануэль заведовал едой, выпивкой и любезничал с клиентами, Серена наверху присматривала за проститутками, именно благодаря которым клиенты возвращались сюда вновь и вновь.
Мануэль, по обыкновению, смеялся и шутил с матросами, которые внимали ему, словно священнику, ведущему проповедь со своей кафедры. Спасаясь от духоты, он расстегнул красную рубашку до самого пояса, обнажив довольно густую растительность на груди. Концом черного фартука он протирал бокал, когда заметил меня, пробирающегося к стойке.
