— Если ты когда-то и отставал в количестве, то брал качеством.
— Моя дорогая Альма, твоя церковь все равно намного богаче, чем моя. Ты же знаешь, мне никто никогда не платил за мою любовь, так же как и я никогда не платил за чужую.
Я и действительно убежден в том, что любовь может быть подлинной только в том случае, если женщина ее дарит. Нежность, которая продается и покупается, — не более чем подделка.
— Я бы не стала брать платы за счастье позвонить в колокола вместе с великим доном Хуаном.
— С моей стороны это означало бы ограбить тебя.
— Можешь считать это благотворительностью.
— Моя бедная одинокая Альма! Я не священник, я азартный игрок. Какой мне интерес соблазнять женщину, которая и без того готова лечь с любым мужчиной за деньги?
Она вскинула брови и отвернулась. Было очевидно, что мое замечание по поводу продажной любви, задело ее. Тем не менее она решила не прекращать словесный поединок. Под аккомпанемент гитар и тамбурина мы продолжили обмениваться остротами.
— Что в тебе есть такого неотразимого, что покоряет женщин? — спросила она, пристально глядя на меня. — Может быть, твое нежное лицо и длинные изогнутые ресницы?..
— …Которые заставляют женщину думать, будто она смотрит в зеркало собственного желания, — продолжил я ее мысль.
— Или твои полные, чувственные губы?..
— …Благодаря которым женщина ощущает вкус собственного наслаждения.
На самом деле я немного стыдился своих полных губ, полагая, что такие бывают только у рабов и у незаконнорожденных детей.
— А быть может, это огонь, который светится в твоих глазах?..
— …И освещает потайные уголки женской души.
— Да, именно так, — подтвердила она.
— Все это, моя любопытная Альма, каждый мужчина может отыскать в себе самом. Да, изменить свою внешность почти невозможно, зато пламя в глазах — не что иное, как отсвет огня, горящего в душе.
— Когда-нибудь я снова заполучу тебя, дон Хуан, можешь не сомневаться.
— Твоя настойчивость делает тебе честь. Однако честь не всегда побеждает порок.
Альма вскинула подбородок и гордо вышла из-за стола.
— В конце концов, я выиграю. Победа всегда остается за женщиной.
Откинув голову и высоко подняв руки над головой, она страстно отдалась музыке. Люди хлопали в ладоши и щелкали пальцами в такт. Альма танцевала сарабанду — танец, который уже в течение десяти лет был запрещен королевским указом как непристойный. Однако ничто не могло быть слишком непристойным для «Таверны пиратов», и толпа приветствовала ее криками восхищения. Вокруг Альмы образовался широкий круг. Возможность посмотреть, как красавица куртизанка исполняет сарабанду, была настоящим подарком для всех присутствующих, включая меня.
Священники уверяют, что от сарабанды до погибели — один шаг и что этот танец был придуман самим дьяволом. Но, уверяю вас, чем усерднее плотскую страсть изгоняют из царства небесного, тем длиннее очередь выстраивается к воротам ада. Любовное желание появилось раньше человека и уж тем более задолго до того, как были придуманы брак и семья, церковь и государство. Господь сотворил его на шестой день, когда сотворил животных, и человеку не под силу противостоять этой великой власти. Именно эту власть использует соблазнитель, как колдун использует свои заклинания. Женщины не меньше, чем мужчины, нуждаются в огне страсти, похищенном у богов, чтобы выжить в суровых условиях этой жизни.
Бедра Альмы покачивались из стороны в сторону, а ее руки извивались над головой, подобно змеям. Потом все ее тело плавно изогнулось, словно волна пробежала от самых ступней до пальцев рук. Когда музыка зазвучала быстрее, Альма закружилась, и волосы упали ей на лицо. Казалось, она обезумела от наслаждения. Потом музыкальный ритм замедлился, и ее движения сделались более плавными и чувственными, подчеркивая стройную красоту женского тела. Ее руки манили и в то же время отталкивали. Потом она вскинула их над головой, и пальцы сомкнулись, как бы очерчивая полную луну. Она продолжала кружиться по залу то быстрее, то медленнее и наконец замерла напротив меня. Протянув руку, она поманила меня тонким пальчиком. Смеясь, я отмахнулся, но девушка настойчиво протягивала руки, и теперь уже публика начала настаивать, отбивая ладонями зажигательный ритм гитары и тамбурина. Я сделал еще одну попытку отказаться, но она продолжала подзывать меня пальцем с ярко накрашенным ноготком. Противиться желанию Альмы и публики было уже невозможно.
