— Вот это да! — воскликнул он с отеческой гордостью, когда фужер с вином выскользнул из его вспотевших пальцев и разбился о мраморный пол, а кроваво-красные брызги разлетелись во все стороны.
Маркиз выразил желание тренировать меня ежедневно и даже пригласил жить к себе во дворец. Он научил меня не только обращаться со шпагой. Довольно скоро я уже мог оценить и узнать на вкус четыреста сортов старинных вин, а что касается духов, то я научился различать не менее шести дюжин ароматов. Мой нюх произвел на него особенно сильное впечатление, поскольку обоняние, по его словам, развить гораздо труднее, чем вкус.
Обедали мы за одним столом, а в свободное время я мог разгуливать по дворцу. Единственной платой за обучение были особые поручения, которые он давал мне не слишком часто. Все остальное время я учился. Он поощрял мою тягу к чтению и разрешал пользоваться библиотекой, которая содержала более трех тысяч религиозных и светских книг.
— Вольнодумец — это не просто человек, свободный от условностей морали, — сказал он однажды, когда мы вошли в круглую комнату, где помещалась его тайная библиотека. — Вольнодумец — тот, кто мыслит свободно, кто стремится узнать правду о жизни и постичь те силы, которые управляют людьми. Тренированное тело — ничто без просвещенного ума.
Однажды Фернандо принес мне одежду благородного господина, чтобы я мог выглядеть как кабальеро. Слуга терпеливо научил меня правильно одеваться, а один из портных маркиза подогнал платье по моему размеру. И все-таки мне продолжало казаться, будто я нарядился в театральный костюм. Кружевной воротник впивался в шею, от чулок чесались ноги. Тогда я впервые осознал, что высокое положение в обществе связано с определенными неудобствами.
За это время я предпринял несколько попыток обольщения, но ни одна из них не увенчалась успехом. Причина неудач была не только в том, что мне недоставало уверенности. Я далеко не сразу научился узнавать и выбирать женщин, чье желание уже созрело. Маркиз называл это «фруктом, который висит совсем низко». Окна и балконные двери многих красавиц захлопывались у меня перед носом, когда я пел под гитару свои серенады. Однажды я даже услышал в свой адрес слова «Пошел прочь». Но услышал их слишком поздно, и на мою голову сверху успели опрокинуть содержимое ночного горшка. Каждую ночь запах отхожего места там и тут вторгался в благоухающую атмосферу нашего города, и это была одна из величайших опасностей, подстерегающих меня и других галантедоров. Тем не менее я был полон решимости овладеть искусством страсти, а также искусствами доблести и свободы, которым обучал меня маркиз. И однажды вечером удача наконец улыбнулась мне.
Я проходил мимо особняка благородного дона Диего — того самого господина, который на моих глазах ударил жену в ночь моей первой вылазки. Его карета как раз выезжала за ворота, и сквозь окошко было видно, что единственным пассажиром был сам дон Диего. Значит, донья Елена опять осталась одна в большом темном доме, как чаще всего и бывало по ночам. Нелюбимая супруга, не более двадцати четырех лет от роду, вынуждена была коротать вечера в полном одиночестве, за чтением и вышивкой. Я уже довольно давно следил за этим домом и за передвижениями дона Диего. Вести тайное наблюдение мне помогали навыки моего недавнего ремесла. А Селестина — женщина, с которой меня познакомил маркиз, передавала донье Елене мои письма.
Был весенний вечер. Сквозь распахнутые настежь ставни на втором этаже я увидел, как она склонилась над книгой при свете свечи. Натянув маску грабителя, я взобрался по фонарному столбу и проник на ее балкон. Чтобы не напугать женщину, я засвистел по-птичьи. Она повернула голову, прислушиваясь к странным звукам, потом выглянула в окно. Увидев меня, она широко раскрыла глаза и испуганно спросила:
— Кто вы?
Я с трудом унял дрожь в коленях и судорожно сглотнул, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня испуга.
— Вы… вы получали мои письма?
Она быстро осмотрелась по сторонам, словно опасаясь посторонних глаз.
— Ваши письма не были подписаны…
