— Ладно-ладно, хватит, Мона.
— Кому нужен психотерапевт?
— Я знаю. Это было не совсем нормально.
Мона снова закашлялась. Хлоэ озабоченно похлопала ее по спине. Она выглянула за угол, чтобы посмотреть, на кухне ли Рианна.
— Никого нет дома, — сказала Мона. — Она у дерматолога. Хочешь услышать что-то действительно ненормальное?
Хлоэ кивнула, надеясь, что тема о матерях забыта.
— Она делает себе инъекции между бровями. Этого… как его… ботулизма!
— Яда?
— Да! И он парализует мышцы ее лица! Она делает укол прямо между глаз, там, где появляются морщины, когда хмуришься. Так что, сколько бы она ни хмурилась, ничего не выходит.
— Парализует ее лицо? Ботулизм? — спросила Хлоэ.
Мона кивнула, поправляя очки на носу, и кашлянула.
— Ботокс… яд ботулизма? Я что, должна ей расшифровывать? Вот с кого я должна брать пример. Думаю, моя мама очень расстроилась бы, узнав, что отец женился на такой женщине, — сказала Мона. Ее глаза наполнились слезами, и Хлоэ знала, что это не из-за кашля. Девочки были подругами с раннего детства. Мама Моны умерла, когда ей исполнилось шесть лет. В тот год они с Хлоэ все время были вместе, и их связь стала еще крепче.
— Особенно если учесть, что она была сиделкой твоей матери, — сказала Хлоэ, беря Мону за руку.
— Это так нечестно, — Мона всхлипнула, — я чувствую себя такой убогой, а все, чего я хочу — это моя мама.
— Ты помнишь ее? — спросила Хлоэ.
Мона кивнула, снимая очки:
— Я лучше вижу ее без очков. Она любила трогать мой лоб, чтобы проверить, нет ли у меня температуры. Она клала в миску лед, и я ела его серебряной ложкой. У нее были кудрявые волосы и смешная дырочка между передними зубами.
— Ты хотя бы можешь видеть ее… — сказала Хлоэ.
— Только без очков.
Хлоэ кивнула. Она положила руку на лоб Моне. Он был горячим. Она потянула лучшую подругу в гостиную и уложила ее на диван. Затем девочка пошла на кухню, открыла холодильник и взяла из морозилки пригоршню льда. Лед зазвенел, когда она бросила его в чашку, и, взяв ложку, она отнесла все это Моне.
— Спасибо, — пробормотала Мона, приподняв голову с подушки, — из тебя бы получилась отличная мама.
Хлоэ улыбнулась. На столе лежала ручка. Она взяла ее и аккуратно нарисовала звездочку на руке у Моны, а затем и на своей тоже. Подбирая свою сумку, она заметила, что Мона не надела очки. Когда она выходила из дверей, она оставляла свою подругу лежащей там с чашкой льда, с размытым зрением и видением ее матери, которую она по-прежнему так сильно любила. Все это необыкновенно волновало Хлоэ. Как могут люди, которые якобы любят тебя, взять и умереть? Или, еще хуже, бросить тебя?
Ведь в действительности это одно и то же.
Уже второй день подряд Дилан Чэдвик ехал домой, нагруженный рассадой, и встречал свою племянницу. Притормозив, он вынул сигарету изо рта и жестом предложил ей садиться.
— Ты опять опоздала на автобус? — спросил он, опуская окно, чтобы дым уходил наружу.
— Нет, я просто сошла пораньше. Мона заболела, и я подарила ей открытку.
Дилан кивнул, не выказав никакой реакции. Мона Шиппен. Она, Хлоэ и Изабелл были неразлучны во время летних каникул. Он поехал дальше. Им было совсем недалеко. Он взглянул на Хлоэ, заметил дырку у нее на джинсах, на самом колене, звездочку, которую она нарисовала на тыльной стороне ладони. Эти мелочи живо напоминали ему об Изабелл, он сам не знал, почему — может, его дочь не стала бы носить рваные джинсы или рисовать на коже. А может, стала бы.
— Я думала, сегодня ты везешь бабушку в школу, — сказала Хлоэ.
— Это завтра вечером.
Хлоэ кивнула:
— Еще деревья? — Она показала на прицеп.
— Да, копание всех этих ям дается не так уж и легко.
— Ты скучаешь по своей детективной работе?
— Ни капельки, — сказал он, — здесь гораздо больше интересных загадок.
— Да? Например?
— Например, почему можно использовать «Эмпайр» и «Гала» для перекрестного опыления «Джанагольдена». И почему саженец должен выступать из земли минимум на два сантиметра.
— И почему бы это? — спросила Хлоэ голосом профессионала.
— Так корни побега не разрастутся слишком сильно.
— Побег! — воскликнула девочка. — Отец. Даже у яблонь есть отец.