Джейн просто кивнула, она знала, что это тоже правда.
Этим утром, направляясь в школу, Хлоэ нашла у двери их дома конверт. На нем стояло ее имя, написанное почерком дяди Дилана. Она решила прочитать послание в автобусе. Но когда она села, Тедди Линкольн начал мычать, а Дженни стала рассказывать, что мистер Фонтэйн прочитал всем лекцию после ухода Хлоэ, сказав, что, если кто-то еще выкинет такую проделку, он вызовет полицию. Хлоэ воткнула в уши наушники и стала слушать музыку.
У нее был сложный день в школе. Мальчик, который ей нравился, Гил Альберт, после выходных начал ухаживать за Леной Аллард. Ее лучшая подруга, Мона Шиппен, болела. Все издевались над ней из-за происшествия в магазине. Во время урока биологии они смотрели фильм про обезьян в лесах Амазонки, и она начала сердиться при виде того, как браконьеры хватают животных прямо с деревьев и сажают их в бамбуковые клетки.
— Любительница обезьян, — сказала Тедди, заметив ее слезы.
— Бессердечный ублюдок, — прошептала она, вытирая слезы с лица.
Во время урока живописи девочка приготовила открытку для Моны. Она нарисовала джунгли, среди зеленых ветвей множество желтых глаз. Внутри она нарисовала обезьяну, прыгающую с ветки на ветку. И надпись: «Школа — это забавные джунгли. Возвращайся, и мы будем вместе прыгать по веткам».
Позже она сошла с автобуса на две остановки раньше, чтобы лично отдать открытку Моне. Мона открыла дверь в розовой фланелевой пижаме и пурпурном кимоно со странным рисунком на отворотах. На ней были очки, и ее слегка грязные каштановые волосы едва доходили до плеч. Это было неожиданно, потому что до начала болезни у подруги была роскошная шевелюра почти до пояса.
— Что ты сделала со своими волосами? — спросила Хлоэ.
— Обрезала. Мне надоело, — сказала Мона. — Ты не должна входить. Я заразная.
— Что у тебя?
— Болезнь легионеров. Какая к черту разница?
Хлоэ буквально влетела в объятия Моны и сделала несколько глубоких вдохов.
— Господи, надеюсь, я подхвачу это, — сказала она, — возможно, мне станет совсем плохо и меня отправят в санаторий в Чили.
— Я бы хотела поехать в Чили. Я планирую назвать свою первую дочь Тьера дел Фуэго.
— Что, если у тебя будет мальчик?
— Его имя будет Гилберт Альберт, в честь того, кого ты любишь. Боже, как ты могла влюбиться в человека с таким дебильным именем?
— Я его не люблю. Я его ненавижу.
— Только потому, что с пятницы он увивается за Леной. Верно?
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть шпионы. Ты принесла мне что-нибудь? — Мона открыла сумку Хлоэ. Она перетрясла ее, закашлявшись, когда нашла коробку, наполненную курагой и изюмом.
— Не ешь это, — предупредила Хлоэ, — кажется, они здесь с прошлой осени. Я сделала тебе открытку.
Мона взяла ее. Она гордо посмотрела на рисунок, как мать, восхищающаяся своей дочерью. Потом она открыла ее и прочла послание. «Школа — это забавные джунгли…» — она недоуменно посмотрела на Хлоэ:
— Что ты пытаешься этим сказать?
— Просто хочу, чтобы ты поскорее вернулась в школу, — ответила Хлоэ. — Я скучаю.
— Ну, я тоже скучаю, но вранье в открытке никуда тебя не приведет. Это напоминает об открытке, которую я купила Рианне на День матери в прошлом году. Как ты можешь себе представить, секция для мачех совсем небольшая. И я нашла эту открытку, с такой милой надписью о том, как хорошо она вписывается в семью…
Хлоэ усмехнулась:
— Я помню, как сильно ей это понравилось.
— Без шуток. Она думает, что это семья вписывается в нее, а не наоборот. Эй, давай-ка начнем выпускать свою собственную серию открыток. Пассивно-агрессивную серию.
— Ты проводишь слишком много времени со своим психотерапевтом, — засмеялась Хлоэ.
— Да, ну знаешь, тебе он тоже не помешает. Анонимные записки в коробочках с мясом и последовавшее за этим увольнение. О, и вот еще — ты давно не пыталась подделывать родительские подписи?
Улыбка Хлоэ испарилась.
Кашляя и смеясь одновременно, Мона сделала вид, что бьет ее по руке:
— Да ладно тебе, это же круто, правда? Доехать на автобусе до Провиденса, в сам Семейный суд, отдать им подделанную записку… а когда это не сработает, вернуться, надев шляпу и на безымянный палец кольцо, чтобы они подумали, что тебе двадцать один и ты уже замужем…
