Дилан медленно повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она опять начинает свою песню об усыновлении? Эли до сих пор не может отойти от того раза, когда его вызвали в Семейный суд и сказали, что Хлоэ сфабриковала доказательства того, что ей двадцать один, чтобы найти свою настоящую мать.
— У тебя есть родители, — настойчиво сказал Дилан.
— Я знаю. — Она прижала к себе сумку и нахмурилась. Это выражение лица было ему хорошо знакомо, он ведь так долго сам носил его, иногда казалось, что оно приросло к его лицу. Боль, тоска, злость на весь мир.
— Тогда что не так?
— Обезьянок похищают прямо из джунглей, меня уволили, и кошки не могут есть здоровую пищу, надо мной смеются даже в школе, моя лучшая подруга сидит дома больная, и никто не может позаботиться о ней, я заслуживаю того, чтобы знать, кто я, и я ненавижу весь мир, — ответила она так сурово, как будто считала его своим врагом.
— Ты прочитала мое письмо? — спросил он.
— Ой! — девочка схватила сумку и начала перетряхивать ее, — я совсем забыла.
Наконец она извлекла конверт из недр сумки. Он смотрел, как она разрывает бумагу, изучает его почерк. Он помнил, как писал это прошлой ночью, свет в доме его брата уже давно потух, а он все никак не мог уснуть.
— Мне прочитать вслух? — спросила Хлоэ.
— Только цитату.
— Ладно. — Она прочитала: — «Насилие умножает ненависть… добавляя тьмы в беззвездную ночь. Темнота не может разогнать темноту: на это способен только свет. Ненависть не может уничтожить ненависть: только любовь способна на это». Доктор Мартин Лютер Кинг. Вот что ты имел в виду прошлой ночью, когда сказал про «ночь, лишенную звезд»?
— Ага.
Она вопросительно посмотрела на него:
— Почему ты написал это мне?
— Потому что мне показалось, что тебе следует это знать.
— Но почему?
Он вел машину молча. Он не мог раскрыть истинную причину своих действий или по крайней мере всю истину целиком. Но Дилан знал, что его племянница очень чувствительна и умна, так что он решил сказать ей хотя бы часть.
— Потому, что ты напоминаешь мне самого себя.
— Как это?
— Ну, скажем, у тебя очень обостренное чувство справедливости, — ответил он.
Она посмотрела в сторону, прижав лоб к боковому стеклу машины. Они свернули с главной дороги на узкую и заросшую просеку. Прежде чем они доехали до развилки, Дилан показал на ветхий ларек:
— Хочешь подработать после школы?
— Как именно? — спросила она.
— Это тяжелая работа, — предупредил он.
— Без проблем. Кошкам нужно есть. Что надо делать?
— Как насчет того, чтобы отремонтировать старую палатку?
— Яблочную палатку?
Дилан кивнул:
— Она выглядит ужасно. Надо все почистить, покрасить ее. Я прибью новые полки.
— А вывеска?
— Да, я подновлю вывеску. Кажется, она в сарае.
— «Яблоневые сады Чэдвик», — прошептала Хлоэ, — мы с Изабелл работали в палатке, когда были маленькими. Дедушка давал нам кленовый сахар, медовые лепешки и яблочные пирожные.
— Я знаю, — ответил Дилан, — я помню.
— Она так долго не работала.
Дилан посмотрел на Хлоэ. Бледная кожа, темно-голубые глаза, прямые и темные волосы, таких не было ни у кого в семье Чэдвик. У нее были рваные джинсы и звездочка на руке, и Дилан практически слышал, как Изабелл просит его помочь ее кузине.
— Вот почему мне нужна твоя помощь, — сообщил он, останавливаясь возле ее дома.
— Тогда ладно, — сказала девочка. — Я согласна.
— Хорошо.
— Мы можем продавать не только яблоки? А еще кленовый сахар, медовые лепешки и яблочные пирожки?
Дилан посмотрел на нее взглядом, говорившим «не беги впереди паровоза».
Она засмеялась:
— Просто скажи, когда начинать.
— На этих выходных. Ранним и ярким субботним утром.
Она кивнула, схватила свою сумку и письмо, которое он ей написал, и побежала через двор в сторону дома. Он вспомнил двух девочек, собиравших одуванчики весенней ночью, они набирали целые охапки, серебристые семена разлетались вокруг, смеялись, радуясь тому, что они вместе.
Вместе.
Что вообще это означает? Отъезжая, Дилан думал о том, что отнюдь не уверен, знает ли он это.
