Тот факт, что Тетлок не учитывает в полной мере львиную политику, можно заметить в его выводе, согласно которому ежи показывают лучшие результаты в статических средах, а лисы – в динамических [Tetlock, 2005, p. 251]. Он предполагает, что и то и другое политическое животное просто адаптируется к миру, хотя и своим собственным, неподражаемым способом, а не создает новые возможности, не говоря уже о том, чтобы разведывать утраченные возможности, намек на которые скрывается в их несбывшихся предсказаниях. В этом отражается поход Тетлока к политическим суждениям как «констативам», а не «перформативам», если вспомнить старую терминологию теории речевых актов [Austin, 1962; Остин, 1999]. Другими словами, его заботит только то, совпадут ли суждения с целевыми референтами, а не то, какие последствия могут возникнуть в силу самого факта высказывания таких суждений.
Соответственно, Тетлок, видимо, может быть признан виновным в неверном понимании медийного предпочтения публичных интеллектуалов, являющихся ежами, а не лисами. Такие ежи могут быть замаскированными львами, делающими предсказания, которые сами должны стать вмешательствами, нацеленными на то, чтобы либо подкрепить, либо подорвать актуальные политические тенденции. В этом случае медиа не столько сообщают о политике, сколько создают альтернативный канал для ее осуществления. С этой точки зрения прорывное исследование самого Тетлока оказывается контрмерой, нацеленной именно на то, чтобы заблокировать львиные склонности ежей, выманив интеллектуалов из их зон эпистемического комфорта, дабы раскрыть пределы их экспертных знаний. Из двух видов публичных интеллектуалов Тетлок явно предпочитает лису, не в последнюю очередь потому, что осознаваемая ею ограниченность горизонта дает ей меньше возможностей нанести долговременный ущерб.
Говоря в целом, экспертизу следует рассматривать прежде всего в социологических, а не в строго эпистемологических категориях [Fuller, 1988, ch. 12; 2002, ch. 3]. Эксперт – это тот, чье слово учитывается другими людьми, решающими тот или иной конкретный вопрос. Конечно, решение эксперта может подкрепляться систематическим корпусом надежных и релевантных знаний. Но такие знания не являются ни необходимым, ни достаточным условием эффективности экспертизы. Значение имеет то, что решение эксперта служит отмашкой для цепочки других суждений и действий, стремящихся привести мир в соответствие с этим решением. Говоря социологически, экспертиза – наиболее мощная ненасильственная форма власти из всех нам доступных. Несмотря на то что различные высказывания экспертов могут встречать сопротивление, последнее само структурируется достаточно специфическим образом. Статус эксперта четко маркируется его официальным образованием, которое его противники должны каким-то образом нивелировать, прежде чем высказывать какую-либо убедительную критику, которая сама должна вестись эпистемологически одобренными средствами, обычно путем мобилизации аргументов и фактов на специально отведенных форумах, таких как журналы с коллегиальным рецензированием и конференции.
Однако нельзя делать вывод, будто «власть экспертов» означает общество с жестким управлением. Напротив, сегодня мы живем в таком именно режиме, и его условия достаточно лабильны. Поскольку власть эксперта проистекает из его специализации, следует ожидать того, что отмашку получат самые разные суждения и действия. Например, два профессиональных врача могут обследовать одного пациента и прийти к двум совершенно разным диагнозам и схемам лечения. Приметой экспертного правления является то, что подобная вариабельность допускается, при этом не становится основанием для обвинения экспертов в некомпетентности, а самого корпуса экспертных знаний – в противоречиях. Это позволяет объяснить социально деструктивные последствия критики экспертами друг друга. В обычных обстоятельствах предполагается, что эксперты компетентны в своих профессиональных областях, так что позитивные результаты их решений ставятся им в заслугу, а негативные по возможности им прощаются и признаются следствием факторов, которые у эксперта были законные причины не заметить. Однако эта линия поведения возможна лишь тогда, когда эксперты проявляют некоторую самодисциплину, ограничивая диапазон вопросов, по которым они готовы принимать решение. Грубо говоря, им нужно отказываться от тех вопросов, в которых исходная вероятность провала слишком высока.
