Череп трескливо усмехнулся.
– Я провисел на этой колонне долгое время, – сказал он. – А прежде был ближайшим приспешником Хаггарда, пока он не отрубил мне за здорово живешь голову. То было еще во дни, когда он пакостил, желая понять, понравится ли ему это. Не понравилось, и король надумал найти моей голове полезное применение, ну и пристроил меня сюда охранником. При таких обстоятельствах я немного подрастерял преданность королю.
Шмендрик негромко попросил:
– В таком случае скажи нам разгадку. Укажи путь к Красному Быку.
– Ну уж нет, – ответил череп. И захохотал как безумный.
– Почему? – гневно спросила Молли. – Что за игру ты…
Длинные желтые челюсти черепа ни разу не шелохнулись, однако прошло изрядное время, прежде чем прервался его дребезжащий, подлый хохот. Даже суетливые ночные твари замерли в ожидании этого, точно свечи.
– Я мертвый, – сказал череп. – Мертвый, и вечно торчу в темноте, присматривая за имуществом Хаггарда. У меня только и есть развлечений, что злить и гневить живых, да и те мне выпадают нечасто. Нехватка прискорбная, потому что при жизни я любого мог довести до белого каления. Уверен, вы простите меня, если я потешусь немного за ваш счет. Вы вот что, приходите завтра. Может, завтра я вам чего-нибудь и скажу.
– Но у нас нет времени! – воскликнула Молли. Шмендрик толкнул ее локтем, однако она подскочила к черепу и с мольбой обратилась к его необитаемым глазницам: – У нас нет времени. Завтра может быть слишком поздно.
– Зато у меня есть, – неторопливо ответил череп. – А и что в этом хорошего – время-то иметь? Спешка, свалка, безысходность, одно упущено, другое забыто, третье слишком велико и ни во что не влезает – вот как надо жить. Кой-куда следует и опаздывать. Пусть вас это не волнует.
Молли продолжила бы умолять его, но чародей схватил ее за руку и оттащил в сторону.
– Замолчи! – сказал он торопливо и яростно. – Ни слова больше, ни одного. Проклятая дрянь заговорила, ведь так? Может быть, только этого загадка и требовала.
– Не только, – уведомил его череп. – Разговаривать я могу сколько влезет, да ничего не скажу. Гнусно, не правда ли? А видели бы вы меня живого.
Шмендрик словно не слышал его.
– Где вино? – спросил он у Молли. – Посмотрим, что я смогу сделать с вином.
– Я не сумела найти его, – нервно ответила она. – Весь замок обыскала, нигде ни капли.
Чародей смотрел на нее в великом молчании.
– Я искала, – повторила она.
Шмендрик медленно воздел руки и уронил их.
– Ладно, – сказал он. – Нет – так нет, вина мы найти не смогли. Конечно, у меня остались иллюзии, однако сотворить вино из воздуха я не возьмусь.
Череп трескуче загоготал.
– Материю невозможно ни сотворить, ни уничтожить, – сообщил он. – Во всяком случае, большинству магов это не по зубам.
Молли извлекла из складок платья маленькую, призрачно блеснувшую в сумраке фляжку. И сказала:
– Я подумала, если у тебя для начала будет вода…
Шмендрик и череп уставились на нее очень похожими взглядами.
– Ну ведь такое уже делалось, – громко объявила она. – Это же не значит, что тебе придется создавать что-то новое. О новом я тебя просить не стала бы.
Сказав это, она искоса взглянула на леди Амальтею, но Шмендрик взял из ее руки фляжку и задумчиво осмотрел, поворачивая так и этак и бормоча себе под нос курьезные, хрупкие слова. И наконец сказал:
– Почему бы и нет? Ты права, фокус стандартный. Одно время, помнится, он был в большом ходу, хоть и тогда считался несколько устаревшим.
Он медленно провел ладонью над фляжкой, вплетая в воздух некое слово.
– Что ты там делаешь? – нетерпеливо спросил череп. – Эй, подойди поближе, делай здесь. Мне ничего не видно.
Но чародей отвернулся, прижал фляжку к груди и склонился над ней. И зашептал заклинание, напомнившее Молли звуки, которые погасший костер издает спустя долгое время после того, как и угли его потемнеют.
– Ну, ты понимаешь, – сказал он, прервавшись, – ничего особенного таким манером не получишь. Vin ordinaire, да и то еще в лучшем случае.
Молли серьезно покивала. Шмендрик добавил:
– И обыкновенно слишком сладкое, а уж как заставить его выпить себя самого, я ни малейшего понятия не имею.
