– Да, но кот сказал… – начал Шмендрик, однако развернулся и пошел к часам.
Сумрак сообщал ему вид человека, который спускается с холма, уменьшаясь и горбясь. Приблизившись к часам, он не сбавил шага, как если бы и вправду был не более, чем тенью. И врезался в них носом.
– Глупо, – холодно сказал он, вернувшись к черепу. – Как же ты думал обмануть нас? Путь к Быку, быть может, и идет сквозь часы, однако тут следует знать что-то еще. Скажи что, или я вылью вино на пол, чтобы ты смог принюхиваться к нему и смотреть сколько душа пожелает. И скажи побыстрее!
Но череп усмехнулся снова, на этот раз задумчиво, почти добродушно.
– Помнишь, что я говорил тебе о времени? – спросил он. – Живым я верил – как веришь и ты, – что время по меньшей мере так же реально и слитно, как я, а то и поболе. Я говорил «один час», как будто мог увидеть его, говорил «понедельник», как будто мог найти его на карте; я позволял себе спешить, перебегая из минуты в минуту, изо дня в день, из года в год, как будто и впрямь переходил из одного места в другое. Я жил, как все, в доме, сложенном из секунд и минут, недель и новогодий, и не выходил из него, пока не умер, потому что смерть была единственной его дверью. А ныне я знаю, что мог бы проходить сквозь стены.
Молли растерянно помаргивала, Шмендрик кивал.
– Да, – сказал он. – Настоящие маги именно так и поступают. Но ведь часы…
– Часы никогда не бьют верное время, – сказал череп. – Хаггард давным-давно покурочил их механизм, в тот день, когда попытался поймать за полу пролетавшее мимо время. Главное, чтобы ты понимал: не имеет никакого значения, что пробьют часы в следующий раз – десять, семь или пятнадцать. Ты можешь отбивать собственное время, а отсчет начать, с чего захочешь. И когда ты поймешь это, любое время будет для тебя верным.
В этот миг часы пробили четыре. Последний удар еще не стих, когда из-под пола огромного зала пришел ответ. Не рев, не варварское ворчание, которое Красный Бык издавал во сне, но низкий вопросительный звук – такой, точно Бык проснулся и ощутил в ночи нечто новое. Каждая плита пола зазудела, будто змея, сумрак словно бы содрогнулся, и светящиеся ночные создания бросились врассыпную к стенам зала. А Молли поняла, внезапно и уверенно, что король Хаггард где-то рядом.
– Давай вино, – сказал череп. – Я мою часть договора выполнил.
Шмендрик молча поднес пустую фляжку к пустому рту, наклонил ее, и череп забулькал, завздыхал, зачмокал.
– Ах, – сказал он наконец, – ах, это было то что надо, вино! А ты маг лучше, чем я полагал. Так ты понял меня – насчет времени?
– Да, – ответил Шмендрик. – Думаю, понял.
Красный Бык снова издал удивленный звук, череп забренчал, биясь о колонну. А Шмендрик сказал:
– Нет. Не знаю. Другого пути нет?
– Откуда же ему взяться?
Молли услышала шаги, потом ничего, потом тихие, осторожные приливы и отливы дыхания. Откуда они долетали, Молли сказать не могла. Шмендрик повернулся к ней, лицо его казалось замаранным изнутри, точно стекло фонаря, страхом и замешательством. Был в нем и свет, однако он колебался, как свет фонаря в бурю.
– По-моему, я понял, – сказал чародей, – однако совершенно уверен, что это не так. Но я попробую.
– Я все-таки думаю, что это просто часы, настоящие, – сказала Молли. – Впрочем, оно и не страшно. Я и через настоящие пройду.
Она говорила это отчасти ради того, что успокоить Шмендрика, но почувствовала, как что-то разгорается внутри ее тела, ибо поняла, что говорит чистую правду.
– Я знаю, куда мы должны идти, – сказала она, – а это ничуть не хуже, чем знать, сколько сейчас времени.
Череп прервал ее. Он сказал:
– Дам-ка я тебе еще один совет, задаром, уж больно хорошее было вино. – Лицо Шмендрика стало виноватым. А череп продолжил: – Разбей меня. Сшиби на пол, чтобы я разлетелся в куски. Не спрашивай зачем, просто сделай это.
Говорил он очень быстро и почти шепотом.
Шмендрик и Молли в голос воскликнули:
– Что? Зачем?
Череп повторил: «Что?» Шмендрик спросил:
– О чем ты? Зачем мне тебя разбивать?
– Разбей! – настаивал череп. – Разбей, и все!
Звук дыхания надвигался со всех сторон, хоть и всего лишь на паре ног.
