Молли не ответила. Бык приближался к единорогу, она все ниже приникала к земле, пока не стало казаться, что сейчас она переломится надвое. А Шмендрик продолжал:
– Что нужно сделать, я знаю. Если б я мог, то превратил бы ее в какое-то другое создание, в зверюшку столь скромную, что Бык с ней и связываться не станет. Но подобной силой обладает только великий волшебник, маг, подобный моему учителю Никосу. Превращение единорога – да всякий, кому по силам его совершить, смог бы жонглировать временами года и тасовать сами года, точно карты в колоде. Во мне же силы не больше, чем в тебе, – меньше, потому что ты можешь коснуться ее, а я не могу. – И он вдруг прервал сам себя: – Смотри. Это конец.
Единорог неподвижно стояла перед Красным Быком – голова опущена, белизна замарана взмыленной серостью. Выглядела она изнуренной и маленькой, и даже любившая ее Молли не могла не видеть, в какое нелепое животное превращается, лишаясь света, единорог. Хвост, как у льва, оленьи ноги, козьи копыта, холодная и мягкая, как мыльная пена на моей руке, грива, обугленный рог, глаза – о, эти глаза! Молли схватила Шмендрика за руку и впилась в нее ногтями.
– В тебе есть сила, – сказала она. И услышала, что голос ее глубок и ясен, как у сивиллы. – Может быть, ты не умеешь найти ее, но она здесь. Ты призвал Робин Гуда, а Робин Гуда не существует, но он пришел и был настоящим. Это была магия. Ты обладаешь всей нужной силой, но не смеешь к ней обратиться.
Шмендрик молча смотрел на нее, вглядывался так пристально, точно зеленые глаза его приступили к поискам магии в глазах Молли Грю. Бык легко подступил к единорогу, погоня закончилась, теперь единорогом правила тягость его присутствия, и она пошла впереди него, покорная, подчинившаяся. Бык ступал за ней, как овчарка, направляя ее к зазубристой башне короля Хаггарда, к морю.
– О прошу тебя. – Голос Молли начал крошиться. – Прошу, это несправедливо, это не может случиться. Он отведет ее к Хаггарду, и больше никто ее не увидит, никто. Прошу, ты же маг, ты не позволишь ему. – Пальцы Молли еще глубже впились в руку Шмендрика. Она уже плакала. – Сделай что-нибудь! Не позволяй ему, сделай!
Шмендрик тщетно пытался разжать ее пальцы.
– Ни фига я делать на буду, – сказал он сквозь зубы, – пока ты не отпустишь мою руку.
– О, – выдохнула Молли. – Прости.
– Так, знаешь ли, можно и циркуляцию крови прервать, – строго сказал чародей.
Он растер руку, сделал несколько шагов вперед, туда, где предстояло пройти Красному Быку. Там он встал, скрестил руки и поднял голову повыше – правда, она то и дело падала, потому что устал он ужасно.
Молли услышала, как он бормочет:
– Может, на сей раз, все может быть. Никос сказал – а что он сказал? Не помню. Давно дело было. – Старая, стариковская грусть прозвучала в его голосе, Молли такой никогда прежде не слышала. Но вдруг в чародее взыграла веселость, и он продолжил: – Ну как знать, как знать. Если это неподходящее время, быть может, я могу сделать его подходящим. Хотя бы одно утешение у тебя, друг мой Шмендрик, имеется. В кои-то веки я не вижу, как ты сможешь ухудшить то, хуже чего не бывает.
И он негромко рассмеялся.
По слепоте своей Красный Бык не замечал высокого, преградившего ему дорогу человека, пока едва не уткнулся в него. И тогда остановился, принюхался к воздуху, и в горле его зарокотали грозовые раскаты, однако в том, как он мотал головой, ощущалось некое недоумение. Единорог встала, когда встал Бык, и у Шмендрика, увидевшего ее послушание, перехватило дух. «Беги! – крикнул он ей. – Беги сейчас!» Однако она не взглянула на него – ни на Быка, ни на что. Она смотрела в землю.
Услышав голос Шмендрика, Бык зарокотал громче и с большей угрозой. Похоже, ему не терпелось выбраться из долины вместе с единорогом, и чародей подумал, что знает почему. Сквозь возносившееся в небо сияние Красного Быка он различал две-три мелкие звезды и осторожный намек на свет более теплый. Приближалась заря.
«А он не любит дневного света, – сказал себе чародей. – Это следует знать».
Шмендрик еще раз крикнул единорогу: «Беги!», – но получил в ответ лишь похожий на гром барабанов рев Быка. Единорог рванулась вперед, и Шмендрику пришлось отпрыгнуть, иначе она сбила бы его с ног. Следом промчался Бык, теперь гнавший ее быстро, как ветер гонит обрывки жиденького тумана. Мощь его бега подняла Шмендрика в воздух и отбросила, и он покатился по земле, боясь быть растоптанным, и ослеп от тряски, и в голове его заплясало пламя. А еще ему показалось, что он услышал вопль Молли Грю.
