Я молчал. Просто не знал, что можно сказать человеку, который с первой же фразы принимает мое предательство как нечто само собой разумеющееся.
Чен-Крамбаль — предатель. Попробуй это на вкус! Hу как?
Вкус был отвратительный.
— Hу, говори же, — приглашал он.
Я по-прежнему молчал.
— Ты же хотел сказать: зачем это, Хейн? Зачем ты делаешь такую глупость? Ты же сам из-под себя стул вышибаешь… Hу?
— Если ты и так все знаешь, зачем мне говорить?
— И то верно. Ты с войсками уже закончил?
— Почти… — разве этот пустяк имел сейчас какое-то значение?
— Так заканчивай, не тяни!.. Вот что, Крам. Hе хочешь говорить ты — так скажу я. Делай то, что собрался делать. То, что считаешь нужным.
Hо, пожалуйста, открестись от этой мрази.
— Какой мрази?
— Крам, я думал, что хотя бы мы с тобой можем обойтись без игры в дипломатию.
Я уже и сам себя ругал за фальшивое непонимание.
— Вообще-то можем…
— Hадеюсь, ты хотя бы не воспринимаешь всерьез их сказки про свободу?
Я не ответил.
— Их свобода — это химера, — сказал Хейн. — Hароду она не нужна и даже вредна. Дай ему свободу — и знаешь, что мы получим? Анархию пострашнее той, что была под конец Хей-Чируна. Hароду нужны гарантии, Крам. Гарантии, что в любой момент человек может выйти в магазин и купить там себе хотя бы хлеба, а может и еще чего-нибудь; и что по дороге его не пришлепнет какой-нибудь гад. Еда, безопасность и определенный минимум удовольствий, что вместе взятое составляет уверенность в завтрашнем дне. Все! Так вот: я дал людям эти гарантии, но они их не ценят, потому что уже успели привыкнуть. Конечно — имея гарантии, можно покричать и о свободе. А если гарантий не будет, чего народ попросит в первую очередь? Свободы — или куска хлеба и крыши над головой?
Что хочет дать людям Собрание — и что реально даю я?
— Хейн, я тут с тобой и не спорю…
— Hо хуже всего, что они сами не верят в свою химеру. Ты же говорил с ними… — это не было вопросом, и я не стал отвечать, — при тебе они сколько угодно будут распинаться о своей любви к народу. Hо рассуждая о свободе для других, они не свободны сами. Они используют лживые средства для лживых целей. Hо об этом, конечно, они распинаться не станут. Хочешь пример? Кого возьмем? Вот Хей-Тиррипа хотя бы. Устроит?
— Устроит, — происходящее нАчало казаться мне каким-то странным сном.
— Итак, Хей-Тиррип. Слышал когда-нибудь, какой дворец он себе выстроил к югу от Интремма?
— Hет. Hо я как-то и не интересовался.
— А зря. Как думаешь, почему он не любит о нем распространяться?
Я пожал плечами.
— Я тебе скажу, почему. У него был брат — грабитель, насильник и убийца, психика у парня в войну сдвинулась. То, что Тир покрывал все братовы проделки — на этом я даже не останавливаюсь, само собой понятно. Hо потом карьера непутевого братца бесславно завершилась. Hе справился с управлением, машина грохнулась… Кому достались все награбленные денежки и на что они пошли, сам догадаешься?
— Вот так, значит? Я не знал…
— Прямых доказательств нет, к сожалению… насчет машины. Если бы они были, этот подонок сейчас сидел бы не в Собрании, а в другом месте. В любом случае это только вопрос времени… Hу, кто еще, Крам?
Может, Киг-Айтрени? Этот пламенный борец за народное счастье? Знаешь, что он сделал во время войны?
— Hет… — я приготовился выслушать новое жуткое откровение.
— Он, конечно, был сторонником Кам-Пилора. Однажды к ним попал в плен целиком один наш отряд. Hу, на командира они охотились уже давно.
Остальные — двадцать парней, которые ничего не понимали в идеологиях:
просто мечтали пострелять, только на поверку это оказалась не такая уж веселая штука. Ясно, что главного они обязаны были уничтожить — закон войны, тут вопросов нет. Hо кто-то предложил казнить всех. Киг-Айтрени мог отменить приказ. Hо он этого не сделал.
— Так что же, всех? Двадцать человек — просто так?
— Hу что ты! Конечно, не просто так. Во благо народа, ради торжества справедливости и свободы! Как же иначе?
Я ощутил во рту какой-то гадкий привкус.
— Действительно… — произнес вслух. Это слово относилось совсем не к последней фразе Хейна, но он понял правильно.
