Мальчик, набычившись, отстранился от нее и посмотрел на королеву:
– Крестная хочет отказаться от меня?
Тут уж смутилась Азарика. Они с Деделлой переглянулись, ища друг у друга помощи, а потом, как по команде, взглянули на Авеля, но тот лишь глубже натянул на лицо капюшон.
Неловкость разбил Ги, все это время внимательно наблюдавший за происходящим. Он подошел к своему названому брату и положил руку ему на плечо:
– Винифрид! Я забыл показать тебе новорожденных жеребят. С утра я уже был на конюшне, а ты еще спал. Можно, мама?
Азарика с облегчением кивнула. Кликнула Вульфгунду и сказала:
– Позови Гонвальда и Гуго из стражи. Пусть проводят мальчиков в конюшню…
Когда дети ушли, Азарика успокаивающе сказала:
– Ему потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе…
– Значит, ты не будешь запрещать мне видеть его?
– Ну конечно, нет. Почему?
– Он растет, как принц, а я простая крестьянка…
– Принцам надо побольше знать о простых крестьянах, и тогда в мире будет меньше бед.
Рассуждение это было непонятно Деделле.
– Он такой большой! И так похож на моего брата…
Королеву вовсе не тянуло к воспоминаниям подобного рода, и она перебила Деделлу:
– Расскажи мне лучше о себе. Где ты живешь, как устроена, есть ли у тебя какое-нибудь достояние?
Попутно она распорядилась, чтобы Ригунта принесла ее гостям чего-нибудь освежиться. Сама она редко пила что-нибудь, кроме ключевой воды, но Деделла нуждалась в успокоении.
Услышав о ее житье-бытье на подворье святой Агнессы, Азарика сказала:
– Там ты, конечно, оставаться не можешь. Хочешь, я дам тебе место при себе?
Прежний испуг вновь вернулся к Деделле, и она ответил привычной фразой:
– Как можно? Я простая крестьянка…
Азарика уловила в этом некую фальшь и заметила довольно жестко:
– Я была меньше, чем простой крестьянкой, когда стала королевой. Так в чем дело?
Деделла опустила голову. Потом снова подняла, и ее голубой глаз уставился в глаза Азарики.
– Дело в том… что я боюсь короля.
Азарике нечего было ей ответить. Именно ей. Как могла объяснить она, никогда не знавшая материнской ласки, что впервые в жизни изведала, что значат настоящие нежность и забота рядом с этим человеком – Деделле, чью семью великие цели Эда просто стерли с лица земли, а сама Деделла смотрит на мир одним глазом только потому, что подвернулась Эду под руку в недобрую минуту. Она бы не поняла. Никто бы не понял. Азарика и сама этого не понимала.
– Так что же нам делать?
Деделла посмотрела на Авеля, поскольку лучше было бы начать ему, но, видимо, его мысли не поспевали за ходом разговора.
– Так поскольку я крестьянка, я бы ей и осталась. Лишь бы мне было позволено жить неподалеку и порой видеть племянника.
– Да! – Авель, наконец, вспомнил, что ему втолковывал Фарисей. – Деделла могла бы что-нибудь поставлять монастырю… если бы у нее была своя земля.
– Что ж вы сразу не сказали? Ты просишь земельного пожалования?
– О, совсем небольшого, моя госпожа! – воскликнула Деделла, вспомнив мытарства матери и брата у принцессы Аделаиды. – Достаточно, чтобы могла прокормиться я одна.
– Ну, это значит – дом, пастбище, корова – а лучше несколько… Ригунта! Позови Феликса. Пусть составит жалованную грамоту.
Явился нотарий Феликс со своими свитками и чернильницей, и, узнав, в чем суть дела, начал доказывать, что ни о каком аллодиальном дарении не может быть и речи, поскольку все королевские земли вокруг Компендия, если это, конечно, не лесные чащи или каменистые пустоши, уже имеют своих держателей, и смена таковых вызовет целый обвал неприятностей.
– Феликс, – сухо произнесла Азарика. – Я взяла тебя на службу, потому что ты показался мне лучшим из вашей братии. А ты запеваешь вечную вашу песню от сотворения мора. Я что, веду речь о городе с правом сезонной ярмарки? Или о горе, пригодной для замка? Или о клочке земли, на котором бедная женщина могла бы построить себе дом?
– Ну, вообще-то, – замялся Феликс, – клочок земли имеется. Там есть дом, сильно поврежденный, правда. И даже сыроварня. Но… там никто не хочет селиться.
– Почему?
– У этих мест дурная слава… собственно, даже не у этих мест, а у соседних… в общем, это долгая история…
