Молотов рассказывал: «Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался что-то говорить… Когда он пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку».
Но врачей все еще не было. Хрущев пишет: «Условились также (?! — К.Р.), что вызовем и врачей». Лозгачев свидетельствует: «Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Скоро будет медицина». Около девяти часов приехали врачи…» «Прибыли Каганович, Ворошилов, — продолжает Хрущев, — врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского. А с ним появился еще кто-то из медиков, но кто, сейчас не помню».
Следует напомнить! Как уже сказано, Берия, Хрущев и Маленков пригласили не лечащих врачей для спасения больного, а «экспертов». Помимо Лукомского (делавшего экспертизу и давшего заключение о неверности предсмертного диагноза Жданова), в первую очередь был приглашен министр здравоохранения Третьяков.
«Тройка» уже не сомневалась в неизбежности трагического исхода и вызывала большие медицинские чины, чтобы постфактум засвидетельствовать это. «Начался цирк с Академией медицинских наук, — пишет С. Аллилуева, — как будто для установки диагноза нужна Академия. Не раньше чем в 10 часов утра прибыли наконец врачи…»
В момент освидетельствования врачами Сталин лежал на диване, на спине, голова его была повернута влево, глаза закрыты. Он был в бессознательном состоянии. В области правого локтевого сустава обнаружили небольшую припухлость — след недавнего ушиба.
Но было ли это следом ушиба? Не являлось ли это следом инъекции? При попытке врача прощупать пульс «на левой лучевой артерии появилось двигательное беспокойство» на левых руке и ноге. Пульс был 78 в 1 минуту, кровяное давление 190-110.
После освидетельствования и консилиума начальник Лечсанупра Кремля (Лечебно-санитарное управление Кремля) Куперин И.И, профессора Лукомский П.Е, Глазунов И.С. доцент Иванов-Незнамов В.И. поставили диагноз:
«гипертоническая болезнь, общий атеросклероз с преимущественным поражением сосудов головного мозга».
Отметив, что состояние больного крайне тяжелое, сделали «назначения: «абсолютный покой, оставить больного на диване, пиявки за уши (поставлено 8 шт.), холод на голову… От питания на сегодня воздержаться». На этом «лечение» практически закончилось. Правда, было организовано круглосуточное дежурство — невропатолог, терапевт, медсестра.
Днем вызвали дочь Сталина Светлану и сына Василия. Кстати, дочь Вождя тоже обманули, ибо ей сообщили неверную дату приступа. Ибо она писала: «В доме, уже в передней, было все не как обычно, вместо привычной, глубокой тишины кто-то бегал и суетился. Когда мне сказали наконец, что у отца был ночью удар и что он без сознания, я почувствовала даже облегчение, потому что мне показалось, что его уже нет».
Василий, видимо, уже переговоривший с охраной, с порога закричал: «Сволочи, загубили отца!» Члены правительства ощетинились, а Ворошилов стал урезонивать: «Василий, успокойся. Мы принимаем все меры для спасения жизни товарища Сталина».
Члены Политбюро разбились для дежурства попарно. Днем Берия с Маленковым, вечером Каганович с Ворошиловым, — ночь выпала на Хрущева и Булганина. Эти дежурства становились «политической кухней» борьбы за власть.
Однако решение о реорганизации органов безопасности, принятое накануне начала трагедии, продолжало мучить Хрущева. Он остро сознавал грозящую опасность и понимал, что теперь, с новым преступлением, она еще более усугубилась.
Даже спустя много лет, диктуя свои «мемуары», он не скрывает своего страха. Правда, он пытается преподнести волновавшее его как заботу о «партии», но не будем проявлять простодушия. Он лихорадочно нащупывал выход. Ему нужны были сторонники, и он искал их уже у постели умиравшего Вождя.
О том, какие «самые сокровенные мысли» угнетали его в эти дни, он признается в «мемуарах». «Наступило наше дежурство с Булганиным, — рассказывает Хрущев, — и я сказал: «Николай Иванович, видимо, мы находимся в таком положении, что Сталин вскоре умрет. Он явно не выживет. Ты знаешь, какой пост наметил себе Берия?» — «Какой?» — «Он возьмет пост министра государственной безопасности (в ту пору министерства государственной безопасности и внутренних дел были разъединены). Нам никак нельзя допустить это. Если Берия получит госбезопасность —
