Министр, отвечавший за охрану Председателя правительства, просто не мог не приехать, как и секретарь ЦК Хрущев, курирующий МГБ. Каким бы ни было его состояние, Игнатьев не мог не убедиться лично в остроте ситуации, причем обязательно в присутствии врача; он не мог не поставить в известность и своего цековского куратора Хрущева. Они не могли вести себя иначе потому, что в случае благоприятного для больного исхода у них могли быть нешутейные неприятности.
Конечно, они приехали на место событий и сразу поняли, что у Вождя случился удар. Впрочем, по словам самого же Хрущева, у него были сомнения относительно серьезности ситуации. Как проговорился он сам: «конца, который наступил уже к утру» 1 марта».
Так родилось преступление. Оценив положение, Хрущев рассказал министру о решениях, принятых Сталиным на совещании, и о той роковой опасности, которая ожидает их обоих в связи с реорганизацией органов МГБ и прекращением дела врачей.
Ситуация означала не только крушение дальнейшей карьеры. Это был вообще — конец; но теперь сама судьба дала им случай, которым в их положении нельзя было не воспользоваться. Причем они практически не рисковали в случае, если бы удалось оттянуть время до того момента, чтобы ситуация стала необратимой.
Однако на этот шаг они решились не сразу, а лишь после того, как вызванный заговорщиками из штата обслуги дачи врач осмотрел больного тут же на полу. Хрущев не сообщил врачу, что накануне Сталин чувствовал себя абсолютно здоровым, а заявил, что хозяин «перебрал». Придет в себя — ему будет неудобно. Поэтому не нужно его тревожить. Больного даже не перенесли на диван.
Чтобы не было недоговоренности и кривотолков, подчеркнем, что в отличие от Хрущева Сталин никогда не злоупотреблял спиртными напитками, более того, его дочь вспоминала, что в последние годы он даже бросил курить. «Странно — отец не курит», — пишет она. Это свидетельствует о силе воли. Не просто отказаться от привычки, сложившейся в течение жизни.
Но возможно, что заговорщики даже позволили врачу прослушать пульс больного. На такую мысль наводят закатанные рукава его рубашки, которые позже расправила Матрена Ивановна Бутусова. Допустимо также и то, что врач сделал какой-то укол. Какой? Вспомним о ядах из «Лаборатории — X» МГБ.
Участвовал ли врач в заговоре? Или только оказался инструментом в руках высоких чинов? На эти вопросы ответа уже не будет никогда. Но нельзя не обратить внимание, что находящийся в штате обслуги врач, о котором говорит дочь Сталина, в официальной версии никем не упоминается.
Почему? Но в любом случае очевидно, что введенный в заблуждение врач, к тому же, видимо, не обладавший достаточным опытом, не мог не поверить представителям государственной власти. К тому же без жалоб больного определить состояние инсульта, не зная предшествовавшей ситуации, практически невозможно.
Откуда они могли знать, что это инсульт? И они должны были обратиться к врачу, обслуживающему персонал дачи. Именно поэтому ни Игнатьев, ни врач вообще не всплывают в оглашенных версиях событий. Позже Хрущев просто вывел их из поля зрения, чтобы не допустить противоречий в объяснении случившегося.
А версия о состоянии «опьянения» вообще сводила вероятность постановки диагноза к нулю. Напомним и случай со Ждановым, когда двое «профессоров» при наличии электрокардиограммы поставили неверный диагноз (если, конечно, не сделали этого умышленно) и исключили инфаркт.
Разоблачение заговорщиков могло наступить лишь при условии, если бы больной пришел в себя. Поэтому Хрущев с Игнатьевым сделали все, чтобы этого не произошло. Та же версия «опьянения» была навязана и начальнику караула Хрусталеву, он тоже был введен в заблуждение.
И присутствие врача способствовало обману. Позже, когда охрана стала догадываться, что ее провели, исправить уже ничего не представлялось возможным, а любые попытки объективно изложить происшедшее были чреваты лишь угрозой для собственной жизни.
О том, что такая угроза была не гипотетической, свидетельствует много фактов, на которые исследователи обратили внимание уже давно. В книге А. Н. Зенкевича «Тайны уходящего века — 3» указывается, что телохранитель Сталина полковник Хрусталев, которому вождь якобы дал команду «спать», вскоре после его смерти «
