Последние годы Сталина. Эпоха возрождения - страница 236
Но, описывая прибытие врачей, Хрущев дальше начинает врать: «Тут ему сразу разрезали костюм, переодели и перенесли (курсив мой. — К.Р.) в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей».
Однако вспомним. Лозгачев рассказывал, что больного перенесли из «малой столовой» в «большую столовую на большой диван… Мы перенесли потому, что там воздуха было больше… Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки». Эта перетранспортировка произошла, по его словам, в 10 часов 30 минут вечера 1 марта, когда Старостин якобы передавал по телефону Игнатьеву информацию о том, что Сталина нашли лежащим на полу. Но Хрущев в воспоминаниях утверждает, что, прибыв после этого звонка охраны на дачу, члены политбюро в главный дом якобы не заходили.
Очевидно, что переодевание и перенос больного из помещения в помещение происходили без участия профессора Лукомского. Врачи просто не имели права разрешить недопустимую транспортировку больного в инсультном состоянии, тем более его «переодевание», но, по признанию Хрущева, это было сделано.
Когда? С какой целью? И в какую одежду? Ответ на второй вопрос можно найти в описании последних минут жизни Вождя. Молодых специалистов Г.Д. Чеснокову и Владимира Неговского привезли из НИИ с установкой для искусственного дыхания. Кроме них, никто не умел ею пользоваться.
«К вечеру 5 марта сердце начало останавливаться, — вспоминала Г.Д. Чеснокова. — Мы с Неговским решили — надо делать массаж сердца. Мы открыли его грудь. Сталин был одет в домашний халат, под ним рубаха без пуговиц, брюки. Я распахнула халат, спустила брюки. Рубашка мешала. Я сначала хотела ее стянуть, а потом разорвала. Руками. Я сильная была. А ножницы искать уже времени не оставалось. Было видно, что сердце останавливается, счет шел на секунды. Я обнажила грудь Иосифа Виссарионовича, и мы с Неговским начали попеременно делать массаж — он пятнадцать минут, я пятнадцать минут».
Эта «рубашка Сталина» мешала не только Галине Дмитриевне. Обратим внимание. Она появляется во многих свидетельствах. Дважды в рассказе Лозгачева. Когда Матрена Бутусова раскатывала у нее рукава и затем: «В 9 часов 2 марта приехали врачи… Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине». «Пришлось разрезать ее ножницами», — пишет Рыбин.
Но что поражает в воспоминаниях Чесноковой? Это то, что на умиравшем был домашний халат! Если бы его переодевали врачи, то «домашний халат» совершенно не уместная одежда для находившегося в бессознательном, инсультном состоянии больного. Как будет видно позже, в освидетельствовании утром 2 марта врачи отметили: «больной лежит на диване на спине… абсолютный покой, оставить больного на диване».
То есть в домашний халат больного одели до прихода врачей и с единственной целью: создать впечатление, что в момент наступления инсультного состояния он только что встал с постели. Как вскользь упоминает С. Аллилуева, «…через несколько часов, так как вся охрана дачи и вся обслуга уже не на шутку разъярились. Наконец члены правительства потребовали, чтобы больного перенесли в другую комнату, раздели и положили в постель, — все еще без врачей».
Кто эти «члены правительства»? По чьему указанию перенесли и переодели больного? Чтобы ответить на эти вопросы, вернемся к «мемуарам» Хрущева. «Тут ему сразу разрезали костюм, — рассказывал он, — переодели и перенесли в большую столовую, положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха».
Примечательно, что в другом фрагменте дочь Сталина пишет, что решение высших чинов охраны «соблюдать «субординацию»: известить сначала своих начальников и спросить, что делать… заняло многие часы (отец лежал тем временем на полу безо всякой помощи), и наконец приехало все правительство, чтобы воочию убедиться, что действительно произошел удар, — диагноз, который первой поставила подавальщица Мотя Бутусова». Очевидно, что С. Аллилуева «правительством» называет «четверку» политбюро: Хрущев, Маленков, Берия и Булганин.
