Поехали на «Ривьеру», там было открыто кафе. Мы зашли туда, усадили ребят за столики, но получилось то же, что в порту. Отдыхающие окружили нас, среди них было много детей. Я принес из буфета большую вазу конфет, и Сталин начал угощать детей конфетами. Одну маленькую девочку, видимо, робкую, ребята оттеснили, и ей ничего не досталось. Она заплакала. Тогда Сталин взял ее на руки, чтобы она сама выбрала конфеты, которые ей нравятся»
Моментом раздали два ящика. Вечером Сталин спросил Власика: «Вы расплатились за конфеты?». «Нет, — признался Власик. — Не успел». «Немедленно поезжайте, — распорядился Сталин, — и расплатитесь с киоскером».
Ранее уже говорилось о нетерпимости Сталина к проявлениям всеобщего экзальтированного поклонения, но в обширной антисталинской литературе Вождь изображался неким кремлевским затворником, якобы боявшимся встреч с народом.
Но что дают народу «уличные» контакты государственных деятелей с возбужденной толпой? Возможность через плечи телохранителей соприкоснуться кончиками пальцев с высокой персоной? Было ли зерно практического смысла в посещениях высокопоставленными особами образцовых предприятий промышленности или сельского хозяйства?
Сталин не терпел показных поездок с «явлением народу». Ему был чужд дешевый популизм, которому сладострастно предавались последовавшие после него лидеры. Дочь Сталина вспоминала поездку летом 1951 года в Боржоми, в Грузию.
«Неприятной была для отца дорога сюда, — писала она. — Отец вообще не выносил вида толпы, рукоплещущей и орущей «ура!»… На вокзале в Кутаиси земляки-грузины устроили ему такой прием, что долго нельзя было выйти из вагона, невозможно было сесть в машину и ехать… Люди бросались чуть не под колеса, лезли, кричали, кидали цветы, поднимали детей над головой. Это было неподдельно, искренне и от самого сердца, но отец от этого раздражался. Он привык к тому, что вокзал — пуст, когда он приезжает, что дорога пуста, когда он едет, чтобы не бросались к нему с криками в машину…
Поэтому он только раз потом попробовал выехать из Боржоми в сторону Бакуриани, он вернулся с полдороги домой… В первой же деревне дорогу устлали коврами, все жители вышли на шоссе, машину остановили… Пришлось выйти, сесть за стол…»
Это всеобщее поклонение людей, переживших тяжелейшую войну, было закономерным как естественное признание его заслуг. Он понимал причины восторженной экзальтации и избегал как таких шумных, так и парадных встреч.
Однако Сталин не пренебрегал возможностями получить личное эмоциональное впечатление от деловых поездок, совершаемых без помпы и вспышек магния около фотоаппаратов корреспондентов. Сталин предпочитал деловое общение.
В управлении государством Сталин руководствовался не только политической целесообразностью, но в значительной степени здравым смыслом. Поэтому он всячески поощрял научную деятельность. Выше уже говорилось о том, что выдающихся ученых он награждал премиями, дачами и машинами; они получали высокие зарплаты, почетные звания и государственные награды.
Это относилось и к сфере теоретических исследований, но он предельно ясно осознавал, что теория должна иметь непосредственный практический выход. В широком смысле понимания это означало, что наука должна не только укреплять мощь государства и помогать решению общественных проблем. В конечном счете наука должна улучшать материальное обеспечение жизни населения.
Долгие годы излюбленным аргументом антисталинской пропаганды оставались стенания о якобы недооценке Вождем передовой науки генетики. Речь идет о «разгроме» в 1948 году группы «вейсманисто-менделистов», пытавшихся «затоптать» академика, президента ВАСХНИЛ с 1938 года Т.Д. Лысенко.
Ученый-селекционер Трофим Денисович Лысенко родился в семье крестьянина и окончил Киевский сельскохозяйственный институт. На основе разработанной им теории стадийного развития растений возникли агротехнические приемы яровизации озимых и яровых зерновых, картофеля и других культур для повышения урожайности, получившие распространение в сельском хозяйстве.
В отличие от «генетиков»-вейсманистов, утверждавших до открытия ДНК, что «гены» — это только «
