Однако «вейсманисты» проиграли, у них не хватило аргументов. Победу одержали генетики-лысенковцы, отстоявшие практику Мичурина. Выступавший оппонентом вейсманистов-менделистов Н.И. Турбин даже съязвил по поводу утверждения о том, что «цитогенетикам якобы известны и удается искусственно получать полезные мутации».
Опровергая это утверждение, ученый заявил: «Говорить о полезных мутациях можно только в одном смысле — что эти мутации полезны для тех, кто их изучает… они являются вполне надежным источником материала для написания диссертаций и сравнительно легкого получения ученых степеней».
На эту филиппику И. Рапопорт бессильно вскричал:
— Она является лучшей теорией, чем ваша. Обскуранты!»
На истерику коллеги Турбин отреагировал мгновенно:
— Товарищ Рапопорт, желая упрекнуть мичуринцев, сказал, что нужно растить правдивые кадры, которые открыто смотрят на факты и не лгут ни себе, ни другим. Но те средства, к которым прибегает товарищ Рапопорт для защиты «генной» теории, замалчивание и боязнь фактов, оскорбительные реплики и истерические выкрики — все говорит о том, что сам товарищ Рапопорт не принадлежит к правдивым кадрам.
Все это так. Но, как оказалось значительно позже, дискуссия сторонников Лысенко с вейсманисто-менделистами стала «полезной» еще для целой плеяды других бесплодных дилетантов-паразитов. Не вникая в профессиональную глубину научного спора и не понимая его существа, тысячи интеллектуалов пера зарабатывали на хлеб с маслом, тиражируя «критику» в адрес Сталина, якобы устроившего «гонения» на ученых-«генетиков».
Кстати, о «принципиальности» убеждений говорит уже тот факт, что многие сторонники «вейсманизма» тут же на сессии стали каяться в своих заблуждениях. Присутствовавший на диспуте Юрий Жданов уже 7 июля написал письмо Сталину с признанием неверности своей позиции, и 4 августа оно было опубликовано в «Правде».
Конечно, это было выяснение конкурентных точек зрения. Позже корреспондент «Молодой гвардии» задал вопрос бывшему наркому земледелия Бенедиктову: «Как вы расцениваете широко распространенное утверждение о шарлатанстве Лысенко и мученичестве Вавилова?»
Бенедиктов ответил: «Как типичнейший пример групповщины. В интересах утверждения своей монополии определенные люди — а последние 20 лет, как известно, «генетики» держат в биологии ключевые участки — распространяют заведомо ложные, порочащие «конкурентов» сведения».
Казалось бы, что все ясно. Но вместо точки в споре лысенковцев и вейсманистов поставим перед здравым читателем почти детские вопросы.
Что он предпочтет на десерт? Ароматное селекционное мичуринское яблоко? Или же плод генной мутации, не имеющий ни вкуса, ни запаха, ни даже названия? И пожелаем ему аппетита.
Еще одной проблемой, тоже основанной на амбициозных замашках, с которой советский Вождь столкнулся в 1948 году, стали противоречия с Югославией.
Запад болезненно реагировал на любое проявление растущего международного влияния Советского Союза. В значительной степени это касалось складывающегося блока государств, вставших на путь социалистического развития, и Югославия занимала серьезное место в содружестве стран народной демократии.
Сталин с большой симпатией отнесся к борьбе балканских народов против фашизма; его расположенность распространялась и на югославских лидеров. Однако его беспокойство вызывала «революционная» наивность и поспешность шагов молодых руководителей Югославии, не учитывающих политических нюансов международной обстановки и реальностей «холодной войны».
Одной из первых шероховатостей в советско-югославских взаимоотношениях стало заключение договора между Болгарией и Югославией. Болгария рассматривалась всем миром как бывший союзник Германии, побежденный в результате войны. Сталин принципиально одобрял заключение такого договора, но он противоречил международным требованиям к Болгарии как стране, воевавшей на стороне Германии.
И советское правительство просило участников соглашения отложить его подписание до момента ратификации мирного договора с Болгарией. Однако воодушевленные эйфорией «коммунистического братства» Тито и Димитров игнорировали эту просьбу. Более того, подписав договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, они поспешили объявить его «бессрочным».
