С Кристофер-стрит Магнус пошел к себе домой, к своей квартире, дальше по Виллидж. Его квартира тоже располагалась в доме без лифта, и он перескакивал через две ступеньки. В отличие от жилища Катарины его квартира была крайне пригодной для жизни. Стены ярких и радостных оттенков розового и ромашково-желтого, а квартира обставлена некоторыми предметами, которые он собрал на протяжении многих лет: чудесный маленький французский столик, несколько викторианских диванов и потрясающий спальный гарнитур в стиле арт-деко, полностью выполненный из зеркального стекла.
Обычно такими бодрящими ночами ранней осени Магнус наливал себе бокал вина, вставлял в проигрыватель альбом “Кьюр”, ставил громкость на максимум и ждал начала дела. Ночь частенько оказывалась временем для работы; к нему приходило множество клиентов, поэтому всегда было чем заняться или что почитать.
Сегодня ночью он приготовил себе кофейник крепкого кофе, сел на подоконник и выглянул на улицу. Сегодня ночью, как и каждую ночь с тех пор, как стал раздаваться мрачный ропот кровожадных молодых Сумеречных охотников, он будет сидеть, наблюдать и думать. Если Круг все-таки придет сюда, что, в конце концов, они и сделают, то, что произойдет? Говорят, Валентин особо ненавидел оборотней, но убил мага в Берлине, который призывал демонов. Магнус и сам был известен тем, что призывал демонов раз двадцать.
Весьма вероятно, что если они появятся в Нью-Йорке, то придут за Магнусом. Самым разумным было уйти, затеряться в стране. Он купил себе домик во Флорида-Кис, чтобы коротать там жестокие нью-йоркские зимы. Дом находился на одном из маленьких, менее обитаемых островов, и у него имелась отличная лодка. Если что-то произойдет, то он сможет сесть в нее и умчаться в море, направиться в Карибский бассейн или Южную Америку. Несколько раз он собирал сумку и сразу же после этого ее разбирал.
Бежать не было смысла. Если Круг продолжит свою кампанию так называемого правосудия, то они весь мир сделают небезопасным для жителей Нижнего мира. И Магнус ни за что не смог бы жить дальше, если бы сбежал, а его друзья, как Катарина, остались бы и пытались сами защитить себя. Ему не нравилась идея того, что будут убиты Рафаэль Сантьяго или другие вампиры, кто-либо из фей, работающих на Бродвее, или плавающих в Ист-Ривер русалок. Магнус всегда считал себя перекати-полем, но он уже долгое время живет в Нью-Йорке. Он осознал, что хочет защищать не только своих друзей, но и свой город.
Поэтому он оставался, ждал и пытался подготовиться к встрече с Кругом.
Ожидание было мучительным. Возможно, поэтому он заинтересовался мужчиной у клиники. Что-то в Магнусе жаждало начала битвы. Он пошевелил и размял пальцы, и между ними заструился голубой свет. Он открыл окно и вдохнул ночной воздух, в котором смешались запахи дождя, листьев и пиццы из закусочной на углу.
- Просто сделай уже это, - сказал он, ни к кому не обращаясь.
***
Парнишка под его окном появился в районе часа ночи именно в тот момент, когда Магнус, наконец, смог отвлечься и начал переводить древний текст с греческого, который несколько недель лежал у него на столе. Магнус случайно поднял взгляд и заметил парня, смущенно шагающего по улице. Ему было девять, может, десять лет - маленький панк с улицы Ист-Виллиджа в футболке “Секс Пистолс”, которая, вероятно, принадлежала старшему брату, и в мешковатых серых спортивных штанах. Стрижка у него была рваной, явно, сделанной дома. И на нем не было пальто.
Все эти вещи в целом говорили о проблемном ребенке, а общепринятая уличная внешность и определенная плавность в ходьбе - об оборотне. Магнус раскрыл окно.
- Ты кого-то ищешь? - крикнул он.
- Ты Великолепный Бейн?
- Конечно, - сказал Магнус. - И хватит на этом. Подожди. Открой дверь, когда она зажужжит.
Он соскользнул с подоконника и подошел к дверному звонку. На лестнице он услышал торопливые шаги. Парнишка спешил. Магнус открыл дверь не раньше, чем мальчишка оказался внутри. Как только он вышел на свет, стали ясны истинные масштабы несчастья этого мальчика. Его щеки очень сильно раскраснелись, и их покрывали высохшие дорожки от слез. Несмотря на холод, он вспотел, а голос в тревоге дрожал.
