Тарас Константинович мог выписать десяток килограммов рабочему совхоза, но продать, допустим, заводу пятьсот килограммов, без наряда, - если даже на эти пятьсот килограммов никто и не претендовал, - не имел права.
В центральных газетах появились уже корреспонденции о том, что в южных районах страны гибнут фрукты: местные торговые организации не успевают выбирать их, а реализовать их самим, без нарядов, запродав куда-нибудь на север, хозяйствам запрещено. Бездарная канитель эта, из-за которой государство терпит огромные убытки, тянется из года в год; вечерами, просматривая газеты Тарас Константинович гневно крякал, гнал беспокойные мысли: а ну, как и у них такое случится?..
Но пока - но сглазить бы - все шло неплохо. Веселое яблочное буйство захватило совхоз, район, область. Побывавший в городе Забнев рассказывал, что яблоками торгуют все магазины, ларьки, на каждом углу, центральный рынок ломится от фруктов. Первый сорт - двадцать копеек, второй - десять.
- Так и до пятака дойдет. - Забнев обескураженно покачал головой.
- Чудак ты! - засмеялся Тарас Константинович. - Я знаешь о чем всю жизнь мечтал? Чтоб они вообще бесплатно выдавались. Да, да! Верю, убежден - пусть я:
не увижу, а ты еще доживешь. Первое, что станет бесплатным, когда подойдем к коммунизму, будет хлеб, цветы и яблоки. Так что ты, Александр Федорович, не журись, а радуйся!..
Отпустив посетителей, Тарас Константинович шел в клуб, срочно переоборудованный под общежитие: из политехнического института в помощь совхозу прибывали студенты, потом - в упаковочный сарай, оттуда чуть не рысцой возвращался в контору, зная, что там уже, поджидая его, толпятся и в приемной, и в насквозь прокуренном коридоре. Казалось бы, задерганный, Тарас Константинович в эти первые суматошные дни словно помолодел, начисто забыл о своих хворобах и в полдень, проголодавшись, с удовольствием удирал в столовую, где хоть полчаса можно было посидеть спокойно.
Сегодня ему не дали и дообедать.
- Тарас Константинович, барыня приехала! - взволнованно сообщила ему на ухо прибежавшая секретарша.
- Что, что? Какая барыня? Ты что - не того?
- Самая обыкновенная, - шепот секретарши стал обиженным. - Сама сказала - помещицей тут была, Аносова.
Утратилось вдруг ощущение реальности; проверяя себя, Тарас Константинович огляделся: в открытое окно, наискосок, видно было одноэтажное красного кирпича здание конторы с аляповатой Доской почета у входа; свисая с потолка, посредине столовой болталась облепленная мухами липучка, в раздаточном окошке мелькала белая повариха; наконец, все так же, выжидательно наклонившись, стояла перед ним секретарша с подбритыми или выщипанными бровями. Все было как всегда, все было на месте, - Тарас Константинович крякнул.
- И что ей надо?
- А я откуда знаю? Сказала - хочет повидать директора.
- Где она сейчас?
- В кабинет провела. Дала ей газетки да за вами скорей.
- Забнев вернулся?
- Нет, не видала.
Тарас Константинович отодвинул тарелку, пожал плечами.
- Хм... Ну ладно, иди. Сейчас я.
Он хотел было идти следом, но вовремя одумался, критически окинув сверху вниз - свое привычное одеяние. Черт-те знает, откуда эта нежданная гостья свалилась! Может, из-за границы - теперь оттуда всякие являются. Ляпнет еще где-нибудь, что директор советского совхоза - шаромыжник какой-то!..
Дома, бурча, Тарас Константинович облачился в новые серые брюки, вышло кстати, что когда-то, собираясь к Забневым, погладил их, - и в нейлоновую сорочку; закатал рукава и, помедлив, надел на волосатую коричневую руку золотые часы - подарок треста к шестидесятипятилетию. Тикают... А уж насчет пиджака - ни, ни, хоть тут сам премьер, свой ли, заморский ли, окажись!
Пока он переходил дорогу, вспомнил: когда они с Санькой Свистом первый раз пришли зачем-то на барскую усадьбу, в аллее навстречу им попалась молодая барыня.
Ни лицом, ни осанкой она не была похожа не только на баб, но и на своих деревенских девок. Она неторопливо прогуливалась под белым зонтиком, в белом же длинном платье, из-под которого показывались и снова прятались блестящие туфельки. И пахло от нее чем-то необыкновенным.
