— Мрачноглаз, — осторожно позвал его Гус.
— Чего? — кинул юстициар, замерев на пороге.
— Удачи тебе, и останься цел. Ты хороший юстициар, — что это в голосе? Ирония? Презрение? Ты ведь знаешь о той истории с Тишаей. Знаешь. Только попробуй…
— Или был хорошим юстициаром, — спокойно продолжил Гус. — Городу жалко было бы терять того, кто творить настоящее правосудие. Хоть даже и такого, как ты.
— Спасибо на почти добром слове. Но этому городу не жалко никого, — тихо ответил Баэльт, закрывая за собой дверь.
Встреча с Гусом оставила послевкусие желчи на губах юстициара.
Или это испарения кожевенных мастерских оседали вокруг? Или это горькие капли вновь разразившегося ливня стекают по его лицу?
Какие, к демонам, слёзы? Что он несёт?
Интересно, это нормально — чувствовать такую опустошённость? Постоянно? Просто гнетущая пустота в груди. Будто бы у тебя вырвали кусок то ли сердца, то ли души. Будто бы ты потерял какой- то ориентир, на который до этого шёл. А теперь остался один, во тьме и без идей по поводу того, куда идти дальше.
Это может быть хоть сколько- то нормально?
Вряд ли.
Отряхнув шляпу от воды, он выглянул из переулка.
Люди уныло жались к бокам улицы под хлещущим ливнем, давая фургонам колесить по центру мощёной Разбойничьей улицы. Вода лилась ручьём по пологим скатам крыш в толпу. Сотни ног уныло шаркали по лужам.
Вода, вода, вода.
Быть может, это боги лили слёзы над всеми пропащими душами Веспрема? Над каждым несчастным, чью душу поглотила эта огромная выгребная яма?
Вряд ли. Баэльт бы не пролил ни одной слезинки над этим убожеством.
Шум ввинчивался ему в уши. Нескончаемый гул голосов толпы. Вопли бродячих торговцев. Ужасные песни пьяниц, что шатались тут и там. Грохот колёс фургонов. Настойчивый и давящий шелест ливня. Стук сотен дверей, что открывались и закрывались.
Бесконечный, отвратительный шум.
Он вдохнул в себя дым и выдохнул его через нос. Привычный запах чего- то пряного перебивал вонь переулка. Рядом с ним кто- то закашлялся, и из- под кучи мусора выбрался оборванный человек с бутылкой в руке. Увидев Баэльта, он рванул вглубь переулка, что- то бессвязно вопя.
— Пьян, — безразлично буркнул Баэльт, вновь выглядывая на улицу.
Одна из дверей на той стороне улицы хлопнула, и из небольшой лавки под названием «Алан и Херольд: ростовщичество и долговые выплаты» вышел высокий человек. На его груди тускло блеснул медальон, который он тут же упрятал под синий плащ, подальше от косых струй воды.
Баэльт поплотнее прижался к мокрой стене переулка и пониже опустил шляпу, с которой струйкой сливалась вода.
На сегодняшний день ему хватило встреч со старыми коллегами.
Юстициар на той стороне улицы поглядел по сторонам. Накинув капюшон себе на голову, он тут же влился в толпу.
Убедившись, что юстициар удаляется прочь в толпе, Баэльт выскользнул из переулка и вклинился в уныло бредущую и гудящую толпу. Расталкивая людей, он с проклятьями выбрался на мостовую.
— Пшёл прочь! — рявкнул на него кто- то, и он едва успел отскочить от прогрохотавшей рядом телеги. — Разуй глаза, придурок!
Его обдало водой, когда колесо угодило в лужу. Однако хуже от этого не стало — он и так вымок до состояния рыбы. Вода заливалась за шиворот, пропитала всю ткань на нём и прилепила волосы к черепу.
Хуже уже быть не может, мрачно подумал он.
Проскочив между двумя телегами, он растолкал ещё пару человек, толкнул дверь лавки.
Его вторжение радостно отметил звон колокольчика, прицепленного к двери.
Внутри было жарко. Небольшая лавка освещалась не менее чем сотней свечей, и, на взгляд Баэльта, лучше бы света тут было поменьше. Он лишь освещал сотни образцов долговых расписок и других документов, развешенных по небольшому отрезку между витриной, дверью и стойкой.
Заляпанный мокрыми разводами пол скрипел под шагами бывшего юстициара. За стойкой, блестящей и лакированной, сидел лысеющий человек в очках, возящийся с бумагами. Он лишь на миг оторвался от дел и взглянул на Баэльта.
А в следующий миг вскочил, как ужаленный. Маленькие глаза в сетке морщин гневно расширились, а старческий зоб задвигался, силясь выдавить из горла слова.
