Я занесла газету домой, оставила ее на кухонном столе, пошла наверх и закрылась в ванной.
Я стояла под душем, пока не вытекла вся горячая вода. Я оперлась головой о кафель, пока ледяная вода била меня в лицо. Это было похоже на еще одну смерть: сначала мама, теперь Джоан. И у меня не было рядом Джоан, чтобы помочь мне пережить эту смерть.
В день, когда стала известна эта история, пришла полиция. Они были добры ко мне. Они связывали похищение Джоан, естественно, с Сидом, он был главным подозреваемым. Дело шло именно так, как планировала Джоан.
Я сказала им, что Сид показался мне немного грубым и что Джоан была сама не своя. Но больше ничего не знаю. Я совсем не знала Сида Старка.
– Но вы подруга Джоан, – заметил офицер постарше. – Она знала, что ей что-то угрожает?
– Она взяла лучшую бутылку шампанского из запасов отца. Это показалось мне странным. – Они с жадностью слушали меня. – Но я не могу объяснить этот поступок.
В течение последующих недель и месяцев они периодически наведывались, а затем прекратили.
Это было первое исчезновение Джоан, когда мы не переживали. Я скучала по ней, но знала, что она в порядке. Она прислала открытку.
Мы думали, что она уехала в Голливуд. Да, именно такой слух Мэри когда-то придумала и распространила, но все же мы в это верили. Джоан была в каком-то гламурном месте, в гламурной одежде. Это имело смысл, и, конечно же, Мэри сама все поняла.
В этот раз исчезновение Джоан было предсказуемо. Ей уже не восемнадцать лет, она зрелая женщина, готовая к новым встречам: с главой телестудии, с богатым бизнесменом. Мир Джоан перестал быть беспредельным.
И был Сид, изгой с плохой репутацией. Никто не доверяет изгоям.
Иногда я надеялась, что на моем пороге появится полиция и поймает меня на лжи. Но, как ни крути, Джоан никогда не вернется. Несмотря ни на какие деньги, она нашла свой кармашек в мире и поселилась в нем.
Спустя полторы недели после исчезновения Джоан ко мне зашла Сиэла. Она звонила несколько раз, но с момента исчезновения Джоан я не брала трубку, не посещала встречи в Клубе садоводов и посылала в супермаркет Марию. Звонили из «Хроник», просили, чтобы я, как лучшая подруга Джоан, сказала пару слов для статьи. Я не перезвонила. Дарлин оставила пирог у меня на пороге, удивив меня своей тактичностью. А я думала, что она начнет тарабанить в дверь, ломиться внутрь и требовать подробностей. Я не хотела разговаривать ни с ней, ни с Сиэлой – ни с кем, кроме Рэя, – но больше всего я не хотела общаться с Мэри. Я не знала, смогу ли соврать ей. Не знала, позволит ли мое сердце соврать, ведь оно когда-то было привязано к ней, к Эвергрину.
Дважды звонила какая-то женщина и отказывалась оставлять сообщение. Рэй оба раза брал трубку. Он сказал, что голос мог принадлежать кому угодно и что звонивший раздражался от того, что Рэй повторял одни и те же слова, а я не подходила к телефону. Но кто, если не Мэри Фортиер, откажется оставлять голосовое сообщение?
Я ныряла в бассейне и, открыв глаза, увидела женщину, которая шла прямо ко мне. На миг я подумала, что это Джоан. Но мои глаза привыкли, и волнение – от ужаса? счастья? – пропало. Это была лишь Сиэла, которая пыталась разглядеть меня под водой.
Я не умела скользить по воде, как Джоан. Я плавала неуверенно, неумело. Я никогда прежде не ныряла. Раньше бассейн был для меня местом отдыха, куда можно опустить ступни и позагорать с коктейлем. Но мне нужно было как-то отвлечься. Я просто не могла спокойно сидеть и ждать новостей, ежедневно забирая «Хроники» у дороги.
И все же, когда новости о Джоан переместились с первой страницы на последнюю, когда появились новые скандалы и события, я поняла, что Хьюстон начал ее забывать и дальше будет только хуже.
– Что ты тут делаешь? – Я не хотела быть недоброжелательной, но приход Сиэлы, когда я ясно дала понять, что не хочу никого видеть, выбил меня из равновесия. – В смысле, я не знала, что ты приедешь. – Я пыталась сделать голос добрее, мягче.
– Я не могла дозвониться до тебя, – беспечно сказала она. – Вот и решила заскочить в гости. Мария сказала, что ты на улице.
