– Ма ке! Настоящая бойня, а?
Возмущенная Джозефина повернулась и, вместо того чтобы как всегда по утрам, подняться на этаж, где она работала, направилась на кухню, чтобы там выплакаться на маминой груди. Та терпела своего мужа только из-за любви к дочери. Она не могла видеть ее несчастной и была готова на все, лишь бы этого не случилось. В такие минуты она не испугалась бы даже Людовико.
– Что с тобой, Джозефина? Кто обидел мою перепелочку?
– Фортунато.
– Ах, этот?! Дай ему Бог хорошей болезни, чтобы она свела его через несколько дней на тот свет!
– О мама! Как ты можешь говорить такие вещи? Если он умрет, я тоже не смогу жить!
– Нет, не может быть! Что ты говоришь! Как же я останусь без тебя, моя бамбина?
Их слезы слились воедино, в один поток, при мысли о возможной смерти. Заметив это, Людовико приблизился к плачущим домочадцам.
– Случилось какое-то горе?
Альбертина, подняв голову, ответила:
– Твоя дочь не хочет больше жить на свете, Людовико!
– Вот как? Это правда, Джозефина?
– Правда, папа! Я не смогу жить после смерти Фортунато!
– А разве он умер?
– Ма ке!– возмутилась мама.– Разве ты ничего не понимаешь, Людовико? Это я пожелала, чтобы он умер!
– Да?
– И тогда Джозефина поклялась, что если он умрет, она умрет тоже!
– Можешь ты мне наконец объяснить, почему?
– Потому, что синьор Фортунато считает себя большой шишкой и не хочет обращать внимания на единственную дочь маэстро Пампарато!
Людовико недоверчиво улыбнулся.
– Этого не может быть!
Еще не придя в себя, они обе посмотрели на это воплощение самоуверенности, а Людовико, оставив их в таком состоянии, вернулся к своей плите.
Дон Паскуале предавался беззаботным мечтаниям, когда снизу позвонил администратор и сообщил, что к нему пришли двое полицейских.
– Полиция? Но что могло случиться? Неужели какая-то жалоба от клиентов?
– Не знаю, дон Паскуале.
– Хорошо! Проводите их в мой кабинет.
Через несколько минут Ансельмо открыл дверь директорского кабинета и скрылся за ней, пропустив вперед двух посетителей.
Старший из них поздоровался с доном Паскуале и представился:
– Комиссар Массимо Прицци… Мой заместитель, инспектор Паоло Кони. Мы имеем честь говорить с синьором директором?
– Да, господа, да… признаюсь, я даже немного растерялся… Ваш неожиданный визит…
Комиссар заметил:
– Очень редко бывает, чтобы нас ожидали… до прихода.
– Конечно… Чем могу быть вам полезен, господа?
– Вашего заместителя зовут синьор Маргоне? Луиджи Маргоне?
– Это так, но…
– Он сейчас в гостинице?
– Думаю, да.
– Только думаете?
– Боже мой… Представьте себе, что сегодня утром его никто еще не видел, а это противоречит его привычкам… Когда вы приехали, господа, я как раз закончил утреннюю проверку и собирался подняться к нему в номер.
– В таком случае, с вашего разрешения, мы пройдем туда вместе с вами.
– Со мной… Хорошо, как вам угодно.
– Совершенно верно, синьор директор.
Они вышли из кабинета, поднялись на лифте на восьмой этаж, и как раз в тот момент, когда полицейские, следуя за доном Паскуале, направлялись к номеру заместителя директора, в коридоре раздался громкий крик, в котором слышался безграничный ужас. Все трое бросились бежать в том направлении и за поворотом коридора увидели горничную. Прикрывая себе рот ладонью, другой рукой она указывала на комнату, дверь которой была открыта. Директор и двое его спутников ворвались в комнату и увидели человека в пижаме, висевшего на веревке, конец которой был привязан к крюку крепления оконного карниза. Полицейские обернулись к дону Паскуале, тот опустил голову.
– Луиджи Маргоне…
