Работа стала лишь способом приблизить день, когда Стеф приедет на очередную вахту. Рада брала пробы, изучала образцы, делала анализы, работала по двенадцать часов в сутки. А когда появлялся Стеф, Штерн без лишних вопросов разрешал взять денек-другой отгулов. Любимый проводил на станции дня три-четыре, иногда надолго запираясь в кабинете начальника станции, иногда уезжая с ним куда-то. Рада не вдавалась в детали. Он рядом, остальное неважно. Она мечтала о дне, когда закончится рабочий контракт, и Стеф заберет ее с собой в цивилизованный мир. С ним это было совсем не страшно. Впервые за много лет к ней вернулось ощущение покоя и безопасности.
До конца ее контракта оставалось пару месяцев, когда на станцию приехал назойливый журналист. Совал везде свой нос, разыгрывал рубаху парня. И у Рады взял интервью, но ей отчего-то казалось, что его интерес к исследованиям был насквозь фальшивым. Стефан тоже обратил внимание, что журналист больше разглядывает ее ноги, чем слушает.
– Мерзкий тип, – сказал Стеф. – Надеюсь, он не начнет к тебе подкатывать, когда я уеду?
– Вот еще! – фыркнула Рада. Ее еще никто не ревновал. Это оказалось приятно.
– Пожалуй, стоит позаботиться, чтобы он тебя не беспокоил.
Стефан скользнул руками под майку, коснулся шеи сухими теплыми губами. Рада закрыла глаза и судорожно втянула воздух носом, отзываясь на ласку. Вдоль позвоночника побежала щекотная волна… и противный журналист растворился в сладкой реке наслаждения.
Спустя две недели после отъезда журналиста, ранним утром у выхода из гостиницы к ней подошли двое: чуть переливающаяся в свете ламп униформа, очки-трансляторы, внушительные рукоятки парализаторов в наплечных кобурах. Предъявили мерцающие бляхи ГСБ, предложили проехать с ними.
– У меня вахта через полчаса… – Рада еще не понимала, что происходит.
– Всего двадцать две пересадки, и мы на месте, – гээсбэшник подтолкнул ее к вездеходу.
Рада оторопела.
– Какие еще двадцать две пересадки?! И… нужно начальство предупредить…
– Они уже в курсе.
– Подождите… а вещи?
Второй посмотрел так, что Рада вдруг, сама не поняв как, очутилась на жестком сиденье.
– Эй, Радка, проблемы?
В открытую дверцу озабоченно заглянул Витя… или Митя. Рада так и не запомнила, как его зовут. После того, как появился Стеф, остальные мужчины перестали существовать как класс.
Первый гээсбэшник, не глядя, махнул бляхой. Буровой мастер спал с лица и растворился в морозном воздухе. Вездеход надсадно взревел и неторопливо пополз прочь от гостиницы. Надо связаться со Стефом, беспомощно подумала Рада. Пусть сообщит в поселок, родителям.
Всю дорогу до станции пространника она пыталась вызвать Стефа. "Абонент вне зоны доступа".
Когда вездеход остановился, безопасник вдруг спросил резким хриплым голосом:
– Чипированная?
– Д-да…
Он крепко схватил ее за волосы правой рукой и дернул голову вниз. Ткнул чем-то твердым за ухо, туда, где чип. Рада услышала тонкий свист, а потом череп насквозь прошило острой болью.
– Готово, – бросил ГСБшник. – Это тебе все равно больше не понадобится.
Рада сжалась в комок, мечтая об одном – проснуться. В своей кровати. Вытереть слезы и рассказать Стефу, какой ужасный сон ей приснился.
Потом одна за другой мелькали станции пространника; люди качавшие головами ей вслед; чпоканье переходов; боль, раскаленной иглой вонзающаяся прямо в мозг; уродливое здание с хаотично разбросанными окнами, похожее на огромную бетонную коробку; душная комната, насквозь провонявшая грязными носками; множество людей в форме ГСБ; унизительный личный досмотр…
Когда Раду оставили наконец одну, в той самой вонючей комнате, на неудобном пластиковом стуле, она чувствовала себя не человеком – файлом. Крохотным, незначительным клочком информации. Система могла прочитать ее, скопировать, изменить… удалить, в конце концов. Чувства, желания и страхи файла значения не имели.
За дверью послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел невысокий сухощавый мужчина за пятьдесят, едва начавший грузнеть. Простое, точно высеченное из камня скупыми движениями скульптора лицо. Серые глаза смотрели чуть удивленно и почти ласково.
